МИХАИЛ ГРИГОРЬЕВ

ПЕТЕРБУРГСКАЯ СТОРОНА. ОСТРОВА

ГОРОД В ЗАКОУЛКАХ ПАМЯТИ ХУДОЖНИКА

Автор этой рукописи не успел придумать ей название. В 1961 году его не стало. Договор с издательством остался неподписанным, рукопись незавершенной.

Поступившие в архив Российского института истории искусств папки хранили наброски, самые общие очертания будущего труда. В завершенном виде было несколько глав: "Петербургская сторона", "Нева", "Похороны", "Военные" да краткие описания Васильевского острова и Центральной Адмиралтейской части. В конвертиках были аккуратно сложены выписки, заметки, заготовки, над которыми собирались работать.

Включив содержание всех этих вырванных из блокнотов листочков, скомпоновав и отредактировав, получили уникальную рукопись, состоящую из двух частей: "топографии города" и его "быта".

Автор рукописи "Петербург начала ХХ века. Наброски воспоминаний" - известный в 1930-1950-х годах ленинградский театральный художник Михаил Александрович Григорьев (1899-1961).

Облик города, схваченный профессиональным взглядом, отличен от любого другого. Он рельефней, острей, неожиданней. Память художника фиксирует раскраску паровоза и яхты, устройство того или иного типа городского транспорта, силуэт буяна, колоритные детали костюма ломового извозчика и петербургского щеголя, топографию насегда исчезнувших уголков города. Перефразируя название книги В. М. Ходасевич "Портреты словами", можно сказать о рукописи М. А. Григорьева: это "живопись словами", пейзажи, натюрморты, жанровые картинки Петербурга 1910-х гг.

Немного об авторе. М. А. Григорьев рос в небогатой дворянской семье. Играл с сестрой в четыре руки, пел романсы с братом, немного сочинял сам. В свободное время переводил с французского, вел дневник, увлекался историей и философией.

Учился в Петербургском университете. В семнадцать ушел на фронт вольноопределяющимся. Летал на "ньюпорах".

Близ латышского села Икскюль был подбит, лежал с контузией и разрывом связок позвоночника в госпиталях. В одном из них, в Петербурге, на лазаретных ширмах оформил свой первый спектакль.

Учился в Свободных художественных мастерских, сначала у Д. Н. Кардовского, потом В. И. Шухаева и К. С. Петрова-Водкина.

Голодал, бросив Академию, вместе с семьей бежал на сытый юг.

Вернулся в 1922-м. Не имея другой работы, таперствовал. Благодаря протекции Н. А. Бенуа устроился в мастерские ГАТОБа, писал декорации, делал бутафорию, пробовал себя в оформлении детских книг.

С. Я. Маршак устроил в ТЮЗ. Был исполнителем, потом художником-постановщиком. Вместе с режиссером Б. В. Зоном и группой актеров основал Новый ТЮЗ. После возвращения из эвакуации и расформирования коллектива служил главным художником Драматического театра имени В. Ф. Комиссаржевской.

С годами травма позвоночника сделала из него калеку.

Сгорбленный силуэт М. А. Григорьева был неотъемлемой частью творческого (театрального, художественного и издательского) городского ландшафта: он оформлял спектакли во множестве ленинградских театров, занимался театральной графикой, экспонировал работы на выставках, заседал в ЛОСХе, преподавал в художественных студиях.

Упорно, изо дня в день, в конце 1950-х лишенный возможности передвигаться, сгорбившись над письменным столом, словно замкнув круг своей жизни, художник записывал воспоминания. В них - время, полвека, изменившие до неузнаваемости страну, заставившие осознать необходимость сохранения культуры как генофонда нации. Из таких мемуаров и складывается панорама навсегда ушедшей жизни, благодаря им прошлое входит в настоящее.

Предлагаем вашему вниманию первую главу книги - "Петербургская сторона. Острова".

Рукопись участвует в конкурсе проектов мэрии Санкт-Петербурга к 300-летию города и ждет спонсоров и издателей.

Любовь Овэс

Я родился в Петербурге в 1899 году и все

детство провел на Петербургской стороне. Петербургская сторона была очень неплотно застроена. Повсюду тянулись огромные пустыри и огороды, принадлежавшие воинским частям, казенным учреждениям и частным лицам. В XIX столетии на Петербургской стороне любили селиться отставные чиновники, вышедшие на пенсию. Маленький домик с мезонином, садик, беседка с разноцветными стеклами, кое-какие сарайчики - вот и вся усадьба. Я сам жил в таком домике на Полозовой улице под номером 9. Иногда эти домики строились богаче и выглядели очень мило, как например долго сохранявшийся домик с пилястрами на изломе Малого проспекта, против Большой Разночинной. Весной, во время ледохода, а иногда и осенью, если случались большие наводнения, Петербургская сторона была отрезана от центральной части города, потому что деревянные плашкоутные мосты разводились, а переезжать на лодках было опасно.

Центром Петербургской стороны, как и сейчас, являлся перекресток Большого проспекта с Введенской улицей. Здесь находилось большинство магазинов и ресторан "Большой Чванов" в доме, что на углу Рыбацкой. Тут же была извозчичья биржа.

Другой ресторан помещался на Введенской, во втором доме от угла. "Малый Чванов" был на Малом проспекте, около Гребецкой.

На всем протяжении Большого проспекта было всего несколько десятков каменных домов в два, в три и редко в четыре этажа.

Этот участок незадолго до войны Тихонов продал Экспедиции заготовления государственных бумаг и, говорили, нажил при этом огромные деньги: купил когда-то землю по 3 рубля за квадратную сажень, а продал за 350. Экспедиция не вполне закончила постройку фабрики и ее оборудования, как разразилась война.

Сейчас здесь Печатный Двор Госиздата. Большая Зеленина улица на всем своем протяжении была застроена деревянными домами; каменных зданий было не более десятка, в числе их "дом дешевых комнат", страшная кирпичная трущоба недалеко от Корпусной улицы. В конце Зелениной, за Барочной улицей, стоял дом Киббеля, картонного фабриканта, претенциозный особняк. Рядом с ним помещалась довольно жалкая фабрика. Несколько позже, в самом конце улицы, у Крестовского моста, купцы Громовы, лесные тузы, выстроили свой трехэтажный дом, образчик купеческого безвкусия.

По Малой и Глухой Зелениной был расположен не существующий ныне огромный металлургический завод ДЮМО (Донецко-Юрьевского Металлургического О-ва). В один ряд, близко друг от друга, стояли шесть высоких кирпичных труб от старинных пудлинговых печей, где сталь варилась неделю. И днем, и ночью трубы извергали дым и копоть, потому что работа не останавливалась даже в большие праздники. На набережную выходила высокая ажурная эстакада, по которой на подвесных вагончиках грузы подавались на барки и обратно. Во время революции завод стал; крыши провалились и поросли травой, в корпуса труб вросли веселые березки, все было пусто.

Впоследствии завод не был восстановлен. Около эстакады на набережной примостился существующий и ныне старинный домик с коринфскими колоннами, середина каменная, крылья деревянные. В нем тогда был трактир.

За заводом "ДЮМО", к Петровскому острову, у церкви Спаса Колтовского, были расположены Колтуши, трущобный район деревянных домишек, пользовавшийся дурной репутацией.

На Геслеровском переулке, напротив Ропшинской улицы, стоял деревянный Театр Неметти. В театре давали опереточные спектакли, обозрения и представления мюзик-холльного характера, но он влачил жалкое существование, пока не напал на пьесу "Черные вороны", которая рисовала закулисные грязные стороны монастырского быта. Пьесу несколько раз запрещали, но театр каким-то образом вновь добивался ее разрешения. Впоследствии театр был уничтожен пожаром.

Район между Большим проспектом, Ждановкой и Геслеровским переулком был ближе к Большому кое-как застроен, но большей частью деревянными домами. Далее тянулись огромные участки военного ведомства. На Спасской улице были расположены 2-й Кадетский корпус, Манеж, Топографическое военное училище и Павловское военное пехотное училище, а на Большой Гребецкой - Владимирское пехотное училище. В этом районе, к удовольствию мальчишек, часто раздавалась военная музыка и лихие песни юнкерских рот. Далее, к Спасу Колтовскому, шли пустыри и военные огороды с унылыми деревянными интендантскими сараями, выкрашенными охрой.

М.Григорьев. Эскиз дикорации к спектаклю "Мольба о жизни"
Акдрама, 1935. Из фондов музея театрального
и музыкашльного искуства.

В Топографическом училище был свой Музей; великолепно выполненные карты и гипсометрические рельефы чередовались с рисунками юнкеров. Один из рисунков, голова Христа, поразил мое детское воображение. Он был выполнен нижеследующим способом: на кончике носа был центр концентрических кругов, заполнявших все поле рисунка; в каждом круге, смотря по тому, проходила линия освещенное место или тень, она то утончалась, то утолщалась. В том же Топографическом училище была забавная церковь - большой зал, на одной из коротких стен которого был расположен алтарь. Этот алтарь задвигался специальными стенками, и тогда церковь превращалась в большой зал.

Тучков буян и Ватный остров стояли на Неве, отдаленные от берега большим водным пространством. Земля, занимаемая Городским питомником, насыпана позже. У Владимирского собора стояла чудная березовая роща; остатки ее окружают собор и сейчас. В большие церковные праздники, после богослужения, здесь гулял народ, с гармошкой, с выпивкой. Район Татарского и Грязного переулков был населен бедным людом и пользовался худой славой из-за грязевских "посачей" (посадских), попросту хулиганов.

Зоологический сад имел жалкий вид. В нем помещался Летний театр, в котором давали превосходные феерии. Народный Дом был уже построен, но только его левая часть, без оперного театра. Это та самая часть, в которой потом, после революции, помещался Красный театр и которая сгорела, а на ее месте было построено новое театральное помещение, переданное Театру имени Ленинского комсомола. Центральный круглый зал с куполом этого Народного Дома имени Императора Николая II, как он тогда назывался, был одним из павильонов Нижегородской выставки; его разобрали и перевезли в Петербург. Народный Дом должен был служить культурным очагом, отвлекающим простой народ от пьянства; поэтому его передали Попечительству о трезвости, во главе которого стоял известный самодур принц Петр Ольденбургский. В куполе и в галереях были развешаны карты и географические картины, изображавшие пейзажи всех стран мира.

Семейные рабочие и ремесленники не стали посещать Народный Дом, а он сделался местом сборища солдатни, хулиганствующих подростков, проституток и гулящих фабричных девиц, приобретя самую дурную славу. Раз в году в Народном Доме давался торжественный обед для георгиевских кавалеров; на память присутствующим раздавали жестяные бокалы с напечатанными георгиевскими крестами и лентами. Летний сад Нардома был приличнее, особенно в будние дни, с тех пор, как по инициативе известного мецената графа Шереметева там стал играть симфонический оркестр. Дирижерами были Павлов-Арбенин и Зеленый, впоследствии известные в провинции. Но оркестр просуществовал недолго; как-то, говорят, когда оркестр исполнял какую-то сложную музыку, приехал принц Ольденбургский. Принц послушал и спросил своего адъютанта: "Ты что-нибудь понимаешь в этом?" - "Никак нет, Ваше Высочество", - отвечал тот. - "И я", - сказал принц и распорядился отменить симфонические концерты.

Большой оперный театр построили много позже. Было уже назначено его открытие. Должна была идти батальная феерия "Взятие Измаила". Я спросил разрешение у родителей и купил билет. Но случился пожар, и открытие отменили. Зрительный зал был спасен железным занавесом, на котором и по сие время сохранилась сделанная по этому случаю надпись. Шла в железном театре Народного Дома и феерия по Жюль Верну в постановке Аксарина. Александровский парк был пустынен и неблагоустроен.

Завод искусственных минеральных вод существовал, но не было ни Травматологического института, ни памятника "Стерегущему".

Сытный рынок представлял собою грязную площадь, застроенную деревянными ларьками и павильонами. Большого Фоминского здания с башней, разумеется, не существовало. Рынок был бойкий и шумный, в те времена единственный на Петербургской стороне. В узких улочках вокруг рынка были трактиры, пивные, притоны, толклись подозрительные личности, валялись пьяные. По вечерам прохожие избегали проходить это место.

Церковь Введения стояла, окруженная старыми березами.

Кругом были уютные деревянные домики. На углу Гулярной и Пушкарской помещалась маленькая фабрика конторских книг и тетрадей Отто Кирхнера, нынче "Светоч". На другом углу Гулярной был кирпичный особняк хозяина, стоявший в большом, прекрасном фруктовом саду.

Троицкий мост был деревянный, на плашкоутах. При спуске с него стоял огромный дуб, окруженный железной решеткой. По преданию, этот дуб был посажен Петром Великим в день основания Петербурга. Дуб стоял на самой середине, и рельсы конной железной дороги обходили его, изгибаясь, с двух сторон.

Впоследствии, когда проводили трамвай, нашли, что дуб мешает движению, и срубили его.

Каменноостровский проспект был очень пуст, всего несколько каменных домов, в том числе дом графа Витте. На участке от моста до нынешней улицы Мира было два-три каменных зд,ания, среди которых выделялся увеселительный сад Александрова "Аквариум". Зимние помещения "Аквариума" посещались богатой публикой, но входная плата в Летний сад была невысока. Сам Александров начал свою карьеру кухонным мужиком, потом работал буфетчиком на поплавке, потом уже разбогател. Рядом с "Аквариумом", на своем участке он, не имея на то официального разрешения от властей, начал строить рынок (впоследствии "Центральный"). Власти долго не беспокоили Александрова, так как у него в "Аквариуме" кутили великие князья и он у них имел заручку. Наконец решились сделать Александрову предупреждение, на которое он отвечал дерзко, что, мол, земля его, и что он что хочет, то на ней и делает. Власти, затаив обиду, оставили Александрова в покое, но, когда старик назначил торжественное открытие рынка с молебствием, незадолго до съезда приглашенных явилась, решившись на крайнюю меру, полиция и оцепила здание рынка. Старик помчался к какому-то великому князю и, дав взятку секретарю, добился того, что князь явился на открытие вместе с Александровым; полиция, не смея начинать скандал в присутствии великого князя, отступила, но впоследствии Александрову пришлось пожертвовать крупный куш на благотворительные нужды, чтобы замять дело.

Незадолго до немецкой войны Александров построил "Айс-Палас". В большом теплом зале был на полу слой настоящего льда и можно было кататься на коньках. Специальное холодильное устройство не давало льду таять. Однако эта затея не привилась, и "Айс-Палас", не просуществовав и сезона, был закрыт и переделан в обычный шантанный зал. Сейчас в нем одно из ателье Кинофабрики.

Площадь у моста называлась Троицкой. На ней стояла самая первая церковь в Петербурге, деревянный Троицкий собор. К Выборгской стороне вела Большая Дворянская улица. По Неве не было никаких построек до домика Петра Великого; набережная не была одета гранитом. Вокруг домика стояло несколько небольших каменных домов. В самом домике находилась чудотворная икона, и с утра до ночи пелись молебны. Напротив домика была пристань пожарных пароходов. Далее, к Большой Неве, был расположен Гагаринский буян с вместительными каменными амбарами Аннинского времени. Район Большой Посадской и Вульфовой улиц был занят частными деревянными домиками, пустырями и огородами. У Гренадерских казарм были фабрики. Далее, вдоль Архиерейской улицы, шли заборы и пустыри. Архиерейской дачи, от которой произошло название улицы, уже не существовало. Петропавловская больница состояла лишь из старого каменного корпуса, да нескольких деревянных бараков. На углу Каменноостровского проспекта и Большого стояло каменное здание Института принцессы Ольденбургской, а наискосок - каменный, сохранившийся и ныне, особняк богатого немца, бывшего владельца Зоологического сада. В день, назначенный для переезда в законченный постройкой дом, владелец внезапно умер, что было сочтено за дурное предзнаменование. В тогдашнее суеверное время наследники с большими затруднениями продали дом и понесли убытки. Ни площади Льва Толстого, ни продолжения Большого проспекта не существовало. На их месте был велодром. Малый проспект тоже не имел выхода на Каменноостровский. На протяжении Каменноостровского проспекта от Большого до Карповки стоял лишь один каменный дом, на правой руке, здание какого-то приюта. Незадолго до германской войны на месте нынешнего Дома Культуры Промкооперации построили большое бетонное здание Театра под названием "Спортинг-Палас". В этом помещении вскоре антрепренер Зон открыл Театр мюзик-холльного типа.

Весь город был заклеен афишами, на которых было написано: "Шоффер! К Зону". Но вскоре Театр прогорел. Антрепризы менялись, но место не привилось. Потом там открыли кино. В этом театре выступал известный французский киноактер Макс Линдер, когда приезжал в Петербург. Сначала шла кинокартина, изображавшая путешествие Макса Линдера в Россию. По ходу картины Линдер все время менял способы транспорта и в конце концов пересаживался в воздушный шар. Начиналась буря, Макс Линдер травил газ, шар начинал стремительно спускаться вниз, и вдруг экран внезапно взвивался, и на сцене в корзине воздушного шара оказывался живой Макс Линдер, раскланивавшийся с публикой. Кстати, у нас всегда фамилию Линдер произносили по-немецки, с ударением на первом слоге. Во время войны из "Спортинг-Паласа" сделали военный гараж, а впоследствии, при постройке Дома культуры, часть стен существовавшего здания была использована планом нового здания.

Влево от Каменноостровского проспекта, по Карповке, стояло "Монте-Карло", двухэтажный особняк с круглой башней.

Это был посещавшийся аристократией публичный и игорный дом высшего разряда. Принадлежал он известной певице Вяльцевой.

Район Геслеровского переулка у Карповки был очень редко застроен деревянными домиками. Кстати, как-то удержалось до сих пор название "Геслеровский переулок"; назван так он был в честь Геслера, санкт-петербургского градоначальника.

Левашевский проспект шел вдоль бесконечных пустырей, местами огороженных заборами. На берегу Карповки стоял маленький газовый заводик, а вокруг него - горы шлака, в котором ночевали, вырыв ямы, подозрительные личности.

Река Карповка, "где водятся славные карпы", как воспел ее Жуковский в протоколах Арзамаса, была не засорена; летом в ней купались и ловили рыбу. Берега ее, ничем не стесненные, были покрыты густой травой; весною, когда расцветали одуванчики, трава превращалась в ярко-желтый ковер. В праздничные дни на берегах Карповки любил отдыхать простой народ.

От него шла Лопухинская улица. По обеим ее сторонам стояли чудные богатые дачи, с прудами, искусственными горками, с пристанями на Невке. Угол Лопухинской и Каменноостровского, там где сейчас сад им. Дзержинского, стояла дача англичанина Эйвордта, известная роскошной аллеей роз; когда розы были в цвету, их запах доносился до проезжавших мимо дачи на лодках.

По Каменноостровскому, на участке от Силина моста до Невки, были все дачи и усадьбы, стоявшие в садах; только у Силина моста стоял ампирный каменный домик, существующий и поныне, да подальше была мебельная фабрика Мельцера. Песочная была пустынна на всем своем протяжении. Иоанновского монастыря еще не было.

Он был построен в память отца Иоанна Кронштадтского, пользовавшегося при жизни славой праведника. Окруженный духовными лицами, Иоанн Кронштадтский целыми днями разъезжал по вызовам, служа молебны. Верующие всегда при этом жертвовали суммы на благотворительные цели. Говорили, что отец Иоанн никогда даже и не знал, сколько денег дают. Во всяком случае, окружающие его создавали ему такую репутацию. После смерти он был погребен в склепе, в часовне монастыря. Полумрак часовни освещался множеством лампад; непрерывно шло богослужение. Монашенки продавали портреты отца Иоанна, выполненные в манере икон, масло от лампады, горевшей на его могиле, и песочек с могилы. Все это, считалось, имело чудотворную силу. Словом, если бы не революция, то был бы еще один святой. Монастырь был девичий; для поступления требовались богатые вклады. Кельи состояли из двух комнат каждая, гостиной и спальной, и были богато обставлены. Каждой келье был присвоен свой цвет: розовый, фисташковый, голубой, кремовый и т.д. Тогда на месте собора и дальше по Песочной стояли маленькие домики, утопавшие в зелени. Весною роскошно цвели росшие вокруг домиков старые яблони; их облетавший цвет посыпал мостовую и деревянные дощатые тротуары.

М.Григорьев. Эскиз дикорации к спектаклю "Женитьба"
Акдрама, 1934. Из фондов музея театрального
и музыкашльного искуства.

На Петровском острове, на том месте, где сейчас Стадион Ленина, была большая площадка, окруженная старыми деревьями: на ней устраивались народные гулянья. Дальше шел парк с прудами, протоками и аллеями. Там были построены незамысловатые аттракционы: карусель, вертикальное колесо с подвешенными корзинками, круговые качели, горы, с которых съезжали на особых лодках прямо в пруд, поднимая тучу брызг. На площадке была деревянная летняя сцена; перед ней на земле, под открытым небом, стояли ряды скамеек. На сцене во время гуляний давались представления, по преимуществу эстрадного характера.

На большом пруду был остров, на нем иногда давались представления, по преимуществу батальные; например, на острове устраивалась крепость, занятая турками, а русские, на лодках, брали ее. При этом производилось столько пальбы, что клубы порохового дыма моментами скрывали крепость от глаз зрителей, восторженно подбодрявших соотечественников криками: "Бей их... ура!" Во время гуляний за вход в парк брали какую-то небольшую плату, кажется, пятачок. В остальное время вход был бесплатный.

В глубине острова стоял Петровский дворец, впоследствии сгоревший. На берегу Невки помещалась канатная фабрика, у Петровского моста - пивной завод, на Петровской косе - нефтяные склады Роопса.

Впоследствии на площадке театр снесли, а на его месте построили велодром. Какой-то известный гонщик на мотоцикле, не помню его фамилии, не сумел повернуть на вираже и вылетел по прямой в Ждановку, на глазах у зрителей. Гонщик утонул; из реки его и разбитую машину извлекли пожарные.

На Крестовском острове дачи с садами стояли на берегу против Елагина острова. У Петровского моста стоял дворец князей Белосельских-Белозерских в превосходном парке с цветниками и ягодниками. Парк был окружен оградой. Все остальное пространство острова было покрыто березовыми рощами. Только в западной части острова были канавы с высокими отвалами, ограничивавшими квадратные участки земли. На валах росли великолепные старые ивы, и пейзажи здесь напоминали голландские польдеры. С востока на запад через весь остров шла дорога, называвшаяся "Батарейной". Старожили говорили, что дорога была проложена во время Крымской кампании, когда на Крестовской косе поставили батарею. В березовых рощах росли грибы; я сам мальчиком ходил их собирать. Белых грибов не было, березовики попадались редко, но сыроежек, горькух и опят можно было набрать полную корзину.

На Елагином острове были только дворцовые строения. На мостах стояли городовые и дурно одетую публику не пропускали.

Благодаря малому числу широко разбросанных построек парк имел действительно английский характер. Стрелка не была облицована гранитом. На ней по весне собиралось светское общество любоваться закатом солнца. Экипажи медленно проезжали, щеголяя элегантностью упряжки и стоимостью лошадей. Небогатая публика прогуливалась пешком и рассматривала дефилирующую аристократию. Впоследствии на выездах стали показываться кокотки, банкиры, разбогатевшие купцы, веселящаяся молодежь в автомобилях, и выезды на "пуант" потеряли свой аристократический характер.