Андрей Зинчук

ГАДКИЙ У.

В одном месте жил Гадкий У.
Был он интересен тем, что в ранней молодости был гадок до такой степени (при довольно сносном характере), что один добрый человек пожалел беднягу и пообещал ему, что со временем Гадкий У. превратится в Прекрасного Л. Наобещал, одним словом, с три короба, лапши навешал. Лишил покоя и сна. С тех пор Гадкий У. и стал к себе присматриваться: с месяц назад, например, под носом ничего не было, а теперь пробились маленькие симпатичные усики. Прыщи прошли. А в одно лето подрос Гадкий У. аж на целых шесть сантиметров! Так шло время.
Превращался Гадкий У., превращался, однако окончательно в Прекрасного Л. все ж таки не превратился. Отчаялся и с отчаяния завел себе скверную привычку: встанет утром, посмотрит на себя в зеркало и плюнет с досады. И потом весь день, естественно, ходит с отравленным настроением. Можно сказать - всю жизнь. И, видно, оттого что-то в своей жизни главное пропустил: не успел опомниться - жизнь прошла, старость подскочила: выпали зубы, повисло брюшко. И с новой силой мальчишки во дворе (только не прежние, те уже состарились, а новые, недавно родившиеся) кричали вслед ему: "У, какой гадкий-гадкий-гадкий-прегадкий!" И от этого, честное слово, хотелось поотрывать им всем к черту их поганые головы!
Портфель под мышкой, мятый костюм, лысая башка вся в морщинах и сверлящий взгляд с неубитой надеждой - это и был теперь Гадкий У. Подойдет к луже, заглянет в нее, взмахнет с отчаяния руками (а портфель-то бац из-под мышки в лужу, и только круги по воде!) и увидит, что стал еще гаже, чем был даже до этого. Да еще и сильно гаже. И к тому же с испорченным характером. Настолько испорченным, что просто не хочется ничего об этом больше рассказывать. Мораль? Да нет же никакой, к черту, морали на свете! Взяли и испортили неплохого, может быть, парня - это раз. Просто верить никому нельзя, буквально ни единому слову! - это два. Жил бы себе мирно, тихо... БЫЛ БЫ ТАКИМ ЖЕ ГАДКИМ, КАК И ВСЕ!!! - это три.
А так только взял и со всеми переругался!

МУЖЧИНА С ГВОЗДИКОМ

Жил мужчина. Но в отличие от других мужчин у него был гвоздик, которым он царапал все, что попадалось ему на пути. Что увидит - тут же возьмет и поцарапает. Увидит скамейку - нацарапает что-нибудь на скамейке. Попадется забор - на заборе свою метку оставит. Ничего не мог пропустить. Все испакостит, все испортит. Будь то автомобиль, или мотоцикл, или даже трехколесный велосипед. В-ж-жик! - и готово - появилась новая царапина. Увидел свою жену - поцарапал. И чужую тоже поцарапал. Словно нет никакой разницы - своя жена или чужая. И детей своих поцарапал, и друзей своих, и соседей. Ни одной кошки в районе не оставил, ни одной собаки. Ни одного целого оконного стекла, ни одного гастронома, ни одного постового милиционера. Себя с ног до головы перецарапал и все никак не мог успокоиться. Все-то ему казалось, что где-то рядом осталось что-то целое. И было страшновато смотреть, как он методически, изо дня в день создает вокруг себя свой особый оцарапанный мир. И мучался он от этого, и ночами не спал. Видел оцарапанные сны - один страшнее другого. Все книжки на книжной полке изорвал - смотреть не на что. Наконец добрался и до солнечной системы. Сначала поцарапал Луну, потом другие спутники и планеты. И вот, случилось, добрался до солнца. Провел по нему первую царапину - потускнело солнце, поблекло. Вторую провел - вспыхнуло в предпоследний раз солнце в конвульсии. Третья царапина решила дело - погасло солнце. И настала глубочайшая жуть. Страшно стало мужчине этой жути, и принялся он ее царапать изо всех сил и причем довольно быстро. Где царапнет, там вроде бы появится что-то ни на что не похожее. Еще царапина - еще более непохожее. И кончилась тут жуть, вся исцарапалась. И ничего не осталось на свете целого. И взмолилась тогда Вселенная. И призналась она мужчине, что ничего нет на свете сильнее его. И только после того, как взмолилась сама Вселенная, мужчина успокоился и спрятал свой гвоздик.

КАК РАЗЛЮБИТЬ ЖЕНЩИНУ?

От Финляндского вокзала электричкой до станции Токсово, на перрон и с него через улицу, вдоль забора - за ним обрывки фраз, стук прикладов, шаги солдат без числа и без пользы - чужая незнакомая жизнь. Потом дальше, круголя через перелесок в сторону Кавголова и вновь вернуться к полотну железной дороги. С высокого песчаного бугра видна Карелия, бывшая Карьела - вернисаж северной скупой красоты: блеск озера, неровные еловые сопки, береза и возле ее единственной ноги невзрачный валун. Внизу, под бугром, пролегли две металлические нитки железной дороги: заржавленный гравий, лестница мазутных шпал, уходящая влево и вправо... Куда? Зачем?.. Насыпь усыпана бородавками высохшей за лето земляники, и есть ее уже нельзя. Осень.
На кустах шарики не обобранных за лето ягод, под ними какие-то совершенно уж невзрачные и ненужные цветы. Клок желтой газеты и две собаки без ошейников.
На этом хорошо было бы и закончить, но на бугре, над полотном железной дороги сидит на корточках человек лет тридцати пяти, ест бутерброд и невесело смотрит на поезда. Рядом валяется в траве пустая бутылка. Сегодня он хотел напиться, и это у него не получилось.
Обе собаки прерывают свой бесцельный бег и устраиваются за кустом неподалеку. Они знают, они уже научились - человек поднимется и уйдет, и после него обязательно останутся вкусные крошки. Их можно будет подобрать и съесть. И даже тогда, когда наступят совсем уже неприятные времена - полетит мокрый снег и упадет листва, - даже тогда сюда вернуться и подобрать оставшееся, незамеченное. А потом побежать на станцию, на перрон, вдоль забора с гортанной солдатской речью, на площадь, совершить ежедневный круг обездоленных. И будет яичная скорлупа, сгнившее яблоко, полинявшие фантики от конфет, консервная банка - остатки тех пиршеств и пикников, которые случались здесь летом.
Человек, жующий бутерброд, тоже сегодня - в который раз! - проделал этот путь. Он приехал в Токсово, как приезжал и в прошлое воскресенье, и в позапрошлое, и еще до этого. Когда именно, он не помнит, да это и не важно. Теперь он появится в этом месте только весной (пусть некоторым это покажется слишком сентиментальным!). Но однажды он был здесь счастлив: лето, ее смех из орешника. Кто знает, что такое - счастье? Оттого сегодня и собирался напиться (тому свидетелями две собаки), и это у него не получилось. А может быть, и к лучшему? Кто знает...
Обе собаки наблюдают за ним голодным профессиональным взглядом. Сейчас человек поднимется и уйдет. Вот только почему-то медлит... Они его пересидят, переждут. Они это знают наверняка, потому что подобное случалось неоднократно. Лежат, будто нет им до него дела. И человеку нет дела до них. Он не понимает, что пикники случались не у него одного, и лишь досадует: зачем привязались к нему эти две плешивые и старые твари? Ладно, пусть сидят в свое удовольствие за кустом. Может быть, им, как и ему, тут больше нравится!

На страницу "Содержание"