МЕДНОМУ ВСАДНИКУ
Бешеный рой вьюг
Режет мосты Невы,
Молнии и испуг, -
Здесь и мои мечты.
Кружатся вкруг Петра,
Лягут на постамент.
Дрогнет земная кора,
И, как большой корвет,
Взмоет он в небеса,
Тяжесть презрев скалы.
И, в поворот колеса,
Как острием иглы
Сморщенные века,
Пространства и облака
Сотрет великана рука.
* * *
Величие газетных киосков и простор листопада -
Вот, что осталось от города,
В котором мальчишек бравада
Гоняла резиновый мяч неудач и удач.
Сегодня награда за смех и любовь к Ленинграду
Великое имя Петра, но не плачь -
Вернется, быть может, наш старый палач.
* * *
Спит SAAB, поджавши лапки
Под разбитым фонарем.
Кошка спит, и без оглядки
Мимо шпарит управдом.
Постсоветское пространство
Заливает звук речей
Безусастых, безбровастых
И пузастых фирмачей.
Кошка спит, но нет покоя
Безымянному творцу -
"б" на саночках стремится
Прямо к Зимнему дворцу.
* * *
Воздушные поэты, акробаты и сюжеты
сплетаются в цветную рамку,
И в многочисленных корсетов прелестных дам
цветную камку.
Оставлю здесь, на этом свете, свои парадные
штиблеты,
А не волшебные калоши
и не забытые сонеты.
* * *
Великий город спит. На площадях
Угасло эхо дорогих таксомоторов,
И ангелы иных просторов
Играют на усталых проводах.
Ни времени, ни вечности здесь нет,
Но есть Адмиралтейства колоннада,
И звук шагов здесь гаснет и привет,
И не слышна "Авроры" канонада.
Спит Зимний, в сумрак ночи посвящен,
В покой своих покоев занавешен,
А Ангел вновь летит и золотым крестом
Все крестит град, что был ему завещан.
ВЕНЕЦИЯ
В пути забывшись безмятежно,
Я погрузился в сумеречный мир,
Поднявшись среди каменных долин,
Где кровь сочилась из теснин, и плыл
Могильный холод сквозь туман прибрежный,
Я на поверхность выбрался. И тайно,
Несмело, сонно луч вдруг заскользил
По стройным башенкам и сумрачным крестам,
И Пиранделло звал и ускользал.
* * *
Чепуха из-под пера
из-под ручки только штучки
А сегодня детвора раскидала вполдвора
радуги и тучки
СЧЕТ НА ТРИ
Вышли из сумрака люди.
Шесть оперенных глаз.
Уши, как заверти вьюги.
Знак провиденья.
Раз.
Вышла из сумрака кошка.
Девять хвостов - ветвей.
Словно павлиньи ножки
Рожки на глупой кошке.
Такие дела.
Два.
Вышли из сумрака ручки.
Ручки любимой моей.
В ручках видений тучки,
И небылиц улей.
Крепко глаза протри.
Будет, как правило,
Три.
ANNO DOMINI
Вплетают в серенький денек
Благоуханье
Мои мечты. Я одинок
В святом молчанье
Всепродолжения любви,
Где нет желанья.
И расплетаются венки,
И нет завета.
И обещания близки
Иного лета.
ЕГИПЕТ
Пророчеств древних вещий иней
И паутина небылиц
Не покрывает больше ныне
Твоих разрушенных столиц.
И пирамиды неприступны
Лишь для детей и для коров,
И серафимы полнозвучно
Поют хвалу святых даров.
КРУГИ ЖИЗНИ
ВЕСНА
Уходит в небо караван картин -
На белом шелке облако и дым.
ЛЕТО (Поклон)
Вот юноша.
Старик.
Меж ними - пустота.
ОСЕНЬ
Северный ветер не спит.
И мне не до сна.
Оса. Хмель. Сосна.
ЗИМА
Вновь меня благословляет серебристая зима.
И тихонько небо тает не светлее полотна, -
Им печально накрывают. Так замешана она,
Эта жизнь. И седина
Незаметно подставляет нам подножку.
Так, без зла.
* * *
И. Северянину
Я гений, Игорь Северянин.
Меня не могут превозмочь
Ни северяне, ни южане,
Ни злая питерская ночь.
АРАВИЯ
Я забываю безумие ритмов каленых
и восхищаюсь в высокое знойное небо,
где-то над городом бьется жестокое белое пламя.
Незабываемое мы иногда забываем.
Вертится шар голубой, и в пеленках не плачет
тот, кто укрыл своим телом младенцев и шерстью верблюжьей;
сильный народ, что населит пустыню,
ладаном, смирной, мускатом сухую наполнит,
камень Каабы найдет... Но не будет покоя
кланам и тейпам, и всем сыновьям Мухаммада,
ибо не камень скрепляет великую веру,
сущность же, кровь и венец Иисуса.
ПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ
- 1 -
Прозрачной нежностью твоею окружен,
Я под ноги смотреть не успеваю.
В молчанье сладкозвучья погружен,
Не слышу мир и не воспринимаю
Рассудка письмена, и жажду рая.
- 2 -
Сентябрями я занавешу окно.
В октябре мне не быть,
Так давно решено.
Убегает от мира за серую даль
Небесами заласканная печаль.
И за синим окном в облаках послежу,
Чтобы ты не забыла о снах наяву.
- 3 -
Свою смертную жизнь я лелею в бессмертной оправе
Этих звуков и грез, что Шопен над землей проливал.
Я смотрю на тебя, и смотрю лишь потопа глазами,
Что смывает
нагую
беспомощность
октября.
ИТАЛИЯ
Печально льется томный мир
На ветви миртов, тамарисков,
Уходит в ночь полночный пир:
Ни римлян нет, ни василисков,
Вечнозеленая печаль
Все смотрит, смотрит в очи бога,
А неизменная природа
Вновь празднует глухой февраль.
ВЕЙМАР
Как соловей сиротствующий плача
живет в юдоли снежной и певучей
черемухи, сегодня пряха
сидит в великом домике и нежит
орган, что дышит мерными мехами,
и лето не торопится в долину,
где не звучит пока могучий пламень.
Крепки законы здешние, но с нами
приходит вечность в Веймар
и слезами торит дорогу
духам и поэтам.
АССИРИЯ
Качаются крылатые качели.
Качаются крылатые быки.
И тайнописи тонкие речеи,
И пропилеи словно впереди...
Мы славим яснопенье и движенье
В четырехмерных чистых раменах,
Воздушное крылатое моленье
В непредставимых прежде временах.
ВЕСЫ
17 - го, ровно в 17 - дцать часов
Наполнилась счастьем чаша весов.
Геката за мною спустила собак,
Но им не найти невидимку никак:
Я тропами смертных больше не шел,
Орфея тропинку в Аиде нашел,
И вышел, вернулся. Дышать мне легко,
За горными пиками лето прошло,
И снова мерцают звезды во мгле.
Все так же привычно мне жить на земле.
* * *
Величие. Безумие. Пространство.
Седое океана постоянство.
То вдруг зеленое, то золотое
Над ним сиянье заревое,
Из глуби вод рождается иное:
Нетвердою походкою на море
Ступает великан огнем объятый
И море покрывает сладкой ватой.
ПЕРЕМИРИЕ
Безумие правильных линий
И четкий прицела квадрат.
Нездешний, неведомый иней
Покрыл одеяла солдат.
На сутки погасли зарницы,
И Мойры нам пряжу не ткут.
Две сойки, две вещие птицы
Слетели на осени труп.
Нездешний, неведомый иней
Покрыл одеяла солдат.
Пусть те, кого мы не убили,
Сегодня вернутся назад.
* * *
Меня преследует свирель седых веков
и свищет, словно просит подаянья
в безмолвии, и трель святых даров
прозрения выманивает тайно.
Куда-то проскакал сквозь тьму грузин,
из серого свинца здесь переплеты,
и каменных безлиственных пустынь
безумны перевалы, повороты.
А там сверкает славой властелин,
но завтра нет невиданного царства!
Таков удел, и грозный паладин
лежит в пыли без пышного убранства.
Выманивает дальние века
свирель из бытия народов ,-
и хижина убогая легка
на сваях. У порога
стоит ладья. Нет, лодочка. Харон
все так же перевозит. Понемногу
берет - лишь пару рыбин он
за путь, что ждет девицу-недотрогу...
Вновь серый океан во мне возник,
но вот явился гений,
и Харон поник.
* * *
Живут на свете хризантемы.
Живет на свете мошкара,
На потолке живет дыра,
Но не затем мы! Не затем мы
Пришли сюда. Убить ли комара?
А может, срезать хризантемы?..
ЧИСТИЛИЩА
- 1 -
В глубине нескончаемой ада
Золотая дорога легла.
Бесконечная чья-то награда,
Безымянная чья-то земля.
Над дорогой неспешно-тягучей
Я лечу в душном мареве сна,
Нет здесь места мечтам жизни лучшей.
Нет здесь места Тебе. Но одна
Мучит странно и злобно забота -
О природе конечного дна.
- 2 -
Медленно капель спад
Кружит мерцанье вод
То вдруг чуть-чуть назад
То вдруг слегка вперед
Вертится водоворот
Длится печальный род
Вышел на улицу дождь
Все колея к колее
Не разминуться в ночь
Нам на одной реке
Будет ли завтра здесь
Вечность
Не перечесть
* * *
Во тьме миров вершители судеб
Вложили в нашу Землю беспредельность:
Из плащаницы грубой в светлую нетленность
Шагнул потомок Ноевых сынов.
Вернется ль к нам Божественность вполне?
Падут ли с нас материи оковы?
Преобразимся ль мы? Иль так она вовне
Останется для грешной и суровой
Планеты голубой, и вестник о вине
Не скажет :L Сила жизни новой!¦?
* * *
Неточных рифм бесплодный род,
Невнятных аллегорий и сравнений,
Я все бреду куда-то вброд,
Через безумство сожалений,
Через кромешные миры
Заветных, но чужих желаний,
Меня преследуют все сны
Известных Богу мирозданий.
* * *
Венки из опавших листьев
На оспой покрытой луже.
Сегодня я так безумен,
Что хочется зимней стужи,
Сегодня я так неведом
Божественному провиденью,
Что солнечный луч смешает
Себя с моей зыбкой тенью.
СТИХИАЛИ
Небеса прослезились прозрачной росой,
Чередой серебристых беспечных видений,
Что летят, подгоняемые грозой и стрелой
Беспричинных сосредоточений,
И влетают во все шалаши и дворцы,
И срывают бесчисленные запоры...
А над ними сияют, сияют венцы,
Янтарем коронованные уборы.
* * *
Я иду. Зима неторопливо
Очищает небо осени, весталка,
Предрекая Новый год и ливень
Вместо снега. Неплохая рамка
Для любви, разлуки и измены.
Впрочем, встречи ждать - пустое дело,
Нет, не то, не то уж стало тело,
Чтоб любовь легла навстречу... Жалко.
* * *
А время все текло, текло,
Как кровь упавшего на битое стекло,
И впитывалось в землю ожиданья,
Как сон, не знавший расставанья
С безумцем, что глядел в лицо
Безумцу, он с ним заодно.
ВОЙНА
На раздумье - полхлеба
Да водки глоток.
Вот и все, что имеем,
И неба кусок,
Да земли с пол-аршина -
Прилечь и не встать -
С беспощадной судьбою
Судьба нам играть.
РОДИНЕ
Мы падаем. Кремнистыми путями
И осыпями знойных холодов
Восходим. Снова с нами
Сей маятник непоправимых снов.
Живущим не сегодня незаметно,
Как рвется жилка нежного виска,
И отразятся в небосводе мелко
Источенные холодом века.
* * *
Когда рассвет бледно-зеленым светом
залечит мостовой ночные раны
и древние разгладит парапеты,
я вылетаю из оконной рамы,
как шар воздушный, пламенем одетый,
и оглядясь, с улыбкою нежданной,
отчаливаю от стены в чужие страны.
Шипят петарды над Парижем и Монмартром,
и соловьи читают свежие газеты.
В Брюсселе заседает снова НАТО,
и горы снежным шорохом одеты.
Слоны насупясь бродят по Калькутте,
и кенгуру в Австралии тоскуют,
а я лечу себе, меня забудьте,
и к ужину теперь меня не будет.
ПЕНКА ПОРТОВОГО МАТРОСА
Памяти Лаперуза.
Лаперуз был не трус,
Но и я не тужил.
Лаперуза любил
И девиц не щадил.
Я их мял и ласкал,
И любил, как хотел...
Ну, а он? Он избрал себе
Лучший удел.
* * *
В этом мире сомнительных слез
Где прозрачные мысли стрекоз
И невинные корни ветвей
Ты вино золотое налей
В голубые бокалы цветов
В неприметные дупла берез
Залечи и запечатлей
В них безликие лики зверей
И бессонные сонмы идей
ЭПИТАФИЯ
Был поэтом.
Застрелен в собственной комнате.
В упор.
Неизвестным.
Это может
показаться кому-нибудь лестным.
Было девятое января
последнего его года,
И втекали прожитые года
в тело изуродо-
ванное, пропитое несчастным,
но все-таки местным
поэтом. Поэтому это может
показаться
кому-нибудь
лестным.
РОССИЯ
Розовая и голубая невнятная вязь несбывшихся весен,
Зоревая и грозовая гремящая связь златого покоса,
Северная неторопливая стынь ночных окоемов
И зеленоватая глина овражьих разломов.
Встань, отряхни стоголосицу грубых наречий
И позабудь Вавилонскую башню увечий!
Дай подышать сыновьям, дочерям пенной грудью.
Вспомни свой долг перед Ним и собой многотрудный.
* * *
Ждем засухи. И выпадает снег.
Ждем снега - дождь великий хлещет.
Скажи нам, строится ль ковчег,
Что был от века нам обещан?
Мы все сыны Твоих сынов,
И тайными покрыты письменами.
Верни ж дары носителям даров,
Которых те не знают сами.
* * *
Безумие любви все реже с каждым годом,
Бесстрашие богов не посещает нас.
Но борется титан за чуждую свободу,
И молится герой за просветленья час!
* * *
Мы все пришли из поднебесья
В ненастной горести оплот,
И древний, но запретный плод
Нам не сорвать. Воды лишь пресной
Глоток дарует нам она,
Великая незрячая страна.
* * *
Я выстрадал сей незабвенный Рим,
Где главок беспорядочная живость
Сменила обелисков неподвижность,
И все затмил кадильниц сладкий дым.
Я выстрадал сей вновь безгрешный Рим,
Где в сердце больше нет Иуды,
И молится как может люд, покуда
Прощен не будет Господом самим.
Я выстрадал сей величавый Рим,
Чью летопись не пишет Солженицын,
И живы нам неведомые Лица,
Взыскующие вечно Третий Рим.
* * *
Когда у вечности нет песен,
Садится рядом грусть моя.
Быть может, я ей интересен,
А может быть, она ничья.
И навевает вполголосно
Пресуществляющие сны,
И пререкается безбожно
С владыками
моей
судьбы.
* * *
На святые дороги пасхальных театров
Возвращаемся мы, возвращаемся мы.
И гудят колокольни старинного Шартра
На пороге весны, на пороге весны.
И приветствуем ныне и присно. Вовеки!
Солнце горних миров, Сердце горних миров,
И да сбудется Слово Твое, Человече,
На пределе веков. За пределом веков!
* * *
Я счастлив. И ко мне сюда
с непримиримой свежестью фиалок
заходят реки иногда,
туманы здесь находят полустанок.
Здесь горы отдыхают от Земли
и журавли, как облака, повисли.
И греки в новогреческой дали
возводят Парфенон из света мысли.
* * *
Ткань беседы ускользает из-под пальцев ветерка
В темном небе исчезают золотые облака
Тихо вечер догорает и походка так легка
Нам сегодня не хватает лишь китайского божка
Он тихонько отвечает на мои вопросы
Да
НЕДАЛЕКО ОТ ОЛИМПА
Хрусталик глаза дробит хрустали воды
в радугу, опрокинутую Иридой с горы,
никто не знает, кто кого спас, предал и наказал
на вокзале отражений кривых зеркал.
Мощно и сонно шлепают помидоры о дно
корзины, завернутой в роскошное кимоно.
Хрусталик глаза дробит хрустали Невы
в разум, сорвавшийся с непредставимой горы,
и сонно петух кривится на зал,
Где спят отраженья египетских опахал.
ВАРИАНТЫ
- 1 -
Я слышу мир. Я чувствую планету.
Вибрируют нагие зеркала.
Цветы стихов и прозы эполеты
Да освятит Создателя рука.
Я снова, снова слышу песню эту,
Что с Данте Беатриче повила.
Я слышу мир, но в зеркале поэта
Читаю только эти имена.
- 2 -
Чудесной свитой, свитою туманной
На небесах луна окружена.
Мерцает звездный хор, и в тьме нежданной
Звучат торжественно немые письмена.
То в зеркале, то в сонном позабытьи
Мелькнет рука, как свет обнажена.
Я слышу мир, но в зеркале событий
Читаю лишь великих имена.
- 3 -
Я вижу свет. Я чувствую планету.
Вибрируют озер тугие зеркала.
Звенящими мерцаньями одета
Пещер немых густая тишина.
Торжественно вращаются планеты,
Но Вега сквозь туманы не видна.
Все сущее вновь вывернуто в небо,
И время выпито до дна.
БОРЕЙ
И рыбки прыгают под чутким опахалом
зеленых, голубых и розовых мечей,
прекраснее бывало лишь начало
великих северных морских путей.
Лед скрежетал. В обшивке зрели раны,
но бог морей глаза не опускал.
И поднимали пальцы вверх бураны,
и корабли Шпицберген пропускал.
Свершилось. Вечерами над домами
борей огней уже не зажигал,
и тропики веселые над нами
свободно правили свой бал.
СВЯТАЯ ЗЕМЛЯ
Затонувшие суда, причалы и птицы -
Это все было или это мне снится?
В лодке блестит чешуей мелкая рыба,
А надо мною поет и гудит синяя глыба,
Какой-то неслышимый звон и невидимый хор оттуда,
И Палестина дрожит в ожидании чуда.
ЭГЕЙСКОЕ МОРЕ
Весенним утром на оконной раме
Нашел осколок солнечных морей.
Все это было создано не нами,
И не бросали здесь мы якорей.
Но совершенства непреложно
Следами солнца достигать.
И Персефона будет ложно
Среди зыбей меня искать.
* * *
По дорожке каменистой сада
Апельсины катятся лениво.
Вновь зима. На дне каскада
Бьется рыбка. Полкувшина
Остается кносского вина. Эскадра
Ловит ветер у продрогшего залива.
* * *
Есть корабли. Но нет пиратов.
Есть мусульмане - нет хорватов.
Куда же делась ты, война?
Искали все мы дотемна.
ОГНЕННАЯ ОДА
И пал на землю жар с небес.
На грешную немую землю.
И отступил печальный плес
От изголовья леса,
И мир узрел плеск миражей.
И кто-то утром рано
Запряг из дальних-дальних мест
Самума караваны.
Роняли высохший убор
Лесные великаны,
Бросая небу свой позор
Своих ожогов раны!
Но не смутились небеса.
И обмелели страны,
И человечества река
Ушла в надгробий граны.
Тогда ударили горе
Молчавшие вулканы,
И мелким пеплом до зари
Усыпали курганы.
Когда ж от высохшей земли
Последнее ушло моленье,
Благие ангелы пришли
Творить иное поколенье.
* * *
И. Бродскому
Из России с любовью,
Надцатого мартобря ...
Милая, милый, родная ,-
Впрочем, неважно кто, -
Как живется за океаном,
И хватило ли на авто?
Мы здесь гаснем, коптим
Как свечи,
И туманен декабрьский денек.
А у вас небоскребы под вечер
Зажигают ли свой огонек?
Или СПИД угрожающе в очи
Негасимой смотрит любви?
Как живешь Америка? Впрочем,
Спать пора.
И меня не буди.
* * *
Минус тринадцать
Ниже нуля.
Кого нам бояться
Дыханье тая?
К Волге ли, к Свану
Куда нам идти?
Кружиться ли пьяно?
Лететь? Ползти?
Ангелы нежно
Всплачут по нам,
В крепкие весла
Влягут, а там. . .
В минус тринадцать
Замерли сны.
Господи, Господи
Ты ль впереди?
СТАРЫЙ МАКИНТОШ
Когда толпа сжимает площадь,
как это водится средь искренних людей,
хотя кому какое дело,
что мы хотим побольше тела
и жить не думая, - таков зарок,
в карманах мел, тяжелый рок,
а мистер Макинтош,
собака времени, с злодеем схож,
он руку оторвал,
и, как паук, сплетает строчки.
Но это все цветочки.
* * *
Памяти Булата Окуджавы
Господь идет так неспешно
через леса и озера,
и птиц, и зверей беспечных
не задевая.
* * *
Вот увядающий ландыш
В кобальтовом стакане.
Как странно мы все устроены,
Как будто не знаем сами...
А время еще не торопит.
Не нам закладывать сани.
ОСТРОВ ЗАБЫТЫХ СЕРДЕЦ
Однажды с Апостолом Иоанном пили мы чай, и он рассказывал мне,
что где-то есть остров, погруженный в печаль, как город на океанском дне.
Как невеста, топчущая пред алтарем вуаль, как вулкан в дыму и огне.
Так рассказывал Апостол Иоанн мне.
Там под шелест летящих туч пепел звенит в ручьях
и из жерла будущих дней сыплется новый прах.
Солнце слева взойдет, но тьма справа ляжет всегда ,-
так рассказывал Иоанн о днях земного суда.
Дальше и дальше уходит во тьму Остров забытых сердец.
Господи, помолись иногда о тех, кто не пас овец.
Будет великая битва. Мир прейдет, наконец,
и остров вспыхнет ,- слава близка, зацвел терновый венец.
Когда же маршем света войска на небо снова взойдут,
Господа Лики во все края полетят. Таков их путь,
а остров, как драгоценный ларец, поднимется в небо ,- прииди, Отец!
Так с Апостолом Иоанном мы пили чай на Острове забытых сердец.
* * *
из Г.Гейне
Постой, я - принцесса Ильза,
Мой замок родной - Ильзенштайн;
Приди же ко мне, желанный,
Войдем мы с тобою в рай.
Главу я твою омою
Волною прозрачных вод,
О, мой бродяга унылый,
Забудь свой печальный род.
В моих объятиях белых,
На белой моей груди,
Ты будешь лежать и плакать
Под древний напев любви.
Хочу обнимать и ласкать я
Бродягу давным-давно,
Как Генриха обнимала.
Был князь, а теперь ничто.
Оставим же мертвых мертвым,
Живущих - только живым,
А я молода и желаю
Всем сердцем счастливым своим.
Трепещет сердце в потоке,
Внизу, где хрустальный дворец.
Там девы танцуют и воины,
Величит принцессу певец.
Струятся шелка и шлейфы
Под шпор наточенных звон,
Грохочут и дуют карлы
Под рога звериный гон.
Мои объятья сомкнутся
Вокруг твоей головы.
Так Генриха я обнимала,
Чтоб он не слышал трубы.
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Пришел Оле - Лукойе с лукошком дивных снов,
Пока спала ты, крошка,
Стучался он в окошко
С лукошком чудных снов.
Уснул Оле - Лукойе под шорох нежных слов,
Пока спала ты, крошка,
Я заглянул в лукошко
Под шорох нежных слов.
Проснулся он с зарею под шум и птичий гам,
И не нашел ни крошки
В своем Оле - лукошке,
Ни песенок, ни гамм.
СТРАШНАЯ СКАЗКА
Осенним утром тополя на набережной превратились в зимние букеты,
Холодный ветер плакать заставлял прохожих, и скрылось солнце.
Надев свои блестящие штиблеты, бежал по каменному парапету
Печальный дух. Онегина ль, поэта искал. И синева жилета
Стекала в фрак. Остатки бланманже летели рядом. Скажем, вся столица
Сим зрелищем мечтала б насладиться! Но, увы, в глаза бил ветер,
И валы Невы уже крепчали. И его не замечали.
Да, дух был пьян. Ну что ж, такие мы! Невзгоды и печали
Бросают в рюмку нас, как некогда бросали вельможи жемчуг в яд.
Тускнеем мы. Зато не попадаем в ад. Но хорошо,
Что призрак был в печали. Хоть черти там его и накачали,
Но колдовал он невпопад. То девушку с хорошенькою ножкой
Заставит он вздремнуть немножко, и барышня вдруг валится назад.
А то и полк гусар пошлет он ненароком каким-то уж звериным вовсе скоком,
Ну а потом вернет... В кабак. Так, долго появлялись на пороге
Цветы у бабушки убогой, и перед сном ей мнился вертоград.
Вельможа же, томимый роком, садясь в карету боком - боком,
Вдруг оказался босиком, и диким оком косил на голый свой мохнатый
Зад... И долго куролесил б этот малый, но вдруг наткнулся на фонарь немалый
И закружился за кусочком бланманже. И тут его прихлопнуло как муху
Куском железа, сорванного с крыш. Схватили вороны отрванную руку
И полетели. Он за ними - кышь да кышь!
Таков рассказ. Поверишь ли, малыш?
ДИПЛОМАТИЯ
О, ограничены вещи в себе.
На песке не растут
лесные фиалки,
И замки
не плавают по воде.
Кто-то там пишет ручкою LParker¦,
но слова все те же,
и быть беде.
ПРОГРЕСС
Мы движемся. Из-за кулис
Глядят немые великаны.
И человечества дурманы
Томят Вселенную. Вот риск.
И я иду. И вектор Икс
Таит безумия капканы.
* * *
Унесет меня воспоминанье
Далеко, к покинутому ложу.
И нездешнее страданье
Обожжет кипящей кровью.
О, премудрый вестник Весты!
Подари нам день погожий.
И дороги Ойкумены
Вздрогнут от любовной дрожи.
Вера зиждется на камне,
Вера движется любовью.
Не забуду я гетеру,
Что вино смешала с кровью.
Мрамор пятен не скрывает.
Храма Весты непорочной
Мой товарищ избегает,-
Прочь бежит в шалаш непрочный.
Там он деву обнимает.
* * *
Не выпито вино.
Планета гулко дышит.
И виноград давно
Увял под солнца крышей.
Не слышно тишины,
И мотылька крылами
Мне не укрыть тебя
От утреннего гама.
Войду же в реку вновь,
Что принесла любови,
И солнечную дробь
Услышу в вялой крови.
СТРАННИК
И тихой поступью подходит к ложу,
Где видит очертания Мадонны,
Что на песке оставлены рогожей.
Живые краски полдня меркнут
Пред светом исходящим из пещеры,
Где родился Иисус. И все мы.
ВСЛЕД ЗА ЗВЕЗДОЙ
Мы, ожидающие в одиночестве, уповающие, как столпники в пустыне человечества,
Мы, жаждующие розоватых долин вечности, знающие как сбудется Слово, трепещущее языками,
Мы, одетые этой плотью, и приближающие величественные видения,
Славим Предназначение.
К ДАНТЕ
Когда опустятся последние листы
На Землю, ожидающую старость,
Я призову с нездешней высоты
Мою любовь, что в бытии осталась.
Неведомый нелепой суете,
Неведомый невольному волненью
Я низведу Властей мосты,
Мосты благого вдохновенья.
Я опущу рои божеств на опустевшую планету,
И передам им благовест горе восшедшего поэта.