Татьяна Катинская

ОБЕД НА ДВОИХ, ПРИГОТОВЛЕННЫЙ ЗАВТРА

Картина первая

Загородный дом.

На порог выходит женщина, на вид лет пятидесяти. Оглядывается, мимоходом подтирает мокрое крыльцо, видит подходящего к ее дому мужчину, настораживается. Мужчина открывает незапертую калитку, зацепившись за крючок, чертыхается. На вид он угрюм.

Он (исподлобья). Озерная двадцать пять?

Она (подозрительно). Предположим.

Он. Предположим, или Озерная двадцать пять?

Она (разглядывая его). А что, собственно говоря, вы хотите?

Он (тряхнув газетой). Объявление. Кто... Вы подавали объявление?

Она. Объявление? (Читает.) "Нанимаю сторожа для загородного дома с постоянным проживанием"... Действительно, мой адрес. Вы... без собаки?

Он. Без собаки. Естественно, без собаки... почему я должен быть с собакой? А если вам нужна собака...

Она (быстро). Нет. Собака мне не нужна.

Он (с трудом сдерживая себя). Вы не подавали это объявление.

Она. Как вам сказать.

Он. Подавали.

Она. Лично я не подавала...

Он (с некоторой нервозностью). Ясно. Все ясно. Вычеркиваю.

Она. Что вычеркиваете? Подождите, разве я сказала, что нужно вычеркивать? (Интерпретируя по-своему его взгляд.) Я в таком виде... знаете ли, по-дачному. От дождя накапало. Думаю - подотру. (Не без таинственности.) Значит, вы хотите наняться сторожем. Моя мысль идет в правильном направлении?

Он. Дошла.

Она. А?

Он. Дошла. Все. Тупик.

Она. Что дошла - мысль?

Он. Да, нет - все!

Она. Какие выражения. (Еще раз критически оглядев его.) Вы промокли. (Помолчав.) Подождите, а вы уверены, что хотите наняться сторожем?

Он. Уверен! Я уверен, что я уверен в том, в чем я уверен! А вы... (Направляется к выходу.)

Она (растерявшись). А я... (Очень энергично.) Стойте!

Он останавливается, не разворачиваясь к Ней.

Она. На два года!

Он стоит в той же позе.

Она (с очень большим достоинством). Я уезжаю в Америку. На два года. Он (медленно развернувшись, не сразу). Подходит.

Пауза. Она вновь подозрительно оглядывает Его.

Она. Как-то слишком быстро вы согласились. Мы ничего не обсудили. (Предупреждая его реакцию.) У вас есть жена, дети, кто-нибудь есть?

Он. Никого нет. Нет никого.

Она. Чувствуется. Не надо нервничать, не надо.

Он. Я - нервничаю?!

Она. О, опять дождь начинается. Знаете ли, я собираюсь доверить вам свой дом. На целых два года. Я должна быть уверенной... Внутренний голос мне говорит: "Ариадна, ты должна быть уверенной..."

Он. Все?

Она. Что - все?

Он. Внутренний голос на этом все?

Она. Не все. Паспорт...

Он, хмыкнув, вынимает паспорт. Она быстро берет его, щупает.

Прописка есть... (Оглядывает его.) Выдан давно. (Вновь оглядывает.) Значит, не сидели. Не сидели?

Он. Всю жизнь только стоя.

Она. Как остроумно, Боже мой. Думаете, так остроумно?

Он (удивленно хмыкнув). Дуб.

Она (настороженно). Кто дуб?

Он. У вас на участке дуб. Вековой.

Она. Да, вековой. И есть еще много всяких деревьев. Плодоносящих. Яблоки в прошлом году были так просто райские. В смысле - не маленькие, а большие. И много.

Он (прерывая). Я их не ем.

Она. Не обязательно есть. Можно продавать. (На его взгляд.) Ну, можно и не продавать. А можно продавать. Нет, я-то этим, конечно, не занимаюсь...

Он. Я нанимаюсь сторожем.

Она. Сторожем. (Вздохнув.) Все равно что вахтером. Надо же. А кажетесь крепким. (Вдруг.) Вы не такой уж старый. (В порядке размышления.) Не студент. Хм... А! Вам, наверно, негде жить.

Он. Негде.

Она (разглядывая его). Ага, ага...

Он. Долго. Долго стоим у порога.

Она. Ну, пока мы еще стоим не у порога. Не делайте такие страшные глаза, пожалуйста. Ладно, я беру вас. Такой я человек - стремительный. Привыкла все решать быстро. Без проволочек. Рассусоливать некогда! Так, сторожить нужно будет вот этот дом. (Значительно.) Я уезжаю в Америку. К сыну. За летней кухней, баней тоже нужно будет следить... Баня не работает, но все равно...

Он (перебивая). Завтра?

Она. Что завтра?

Он. Уезжаете завтра?

Она. Я разве сказала, что завтра? Месяц или два... или три...

Он. Или пять. Ясно. Мне все ясно. (Разворачивается на выход.)

Она (очень энергично). Что вам ясно?! Я нанимаю вас сегодня!

Он останавливается.

И плачу... завтра. С завтрашнего дня. Какой вы... нетерпеливый. (Сделав небольшую паузу.) Надеюсь, мое присутствие не помешает вам сторожить? (Деловито.) Иногда я отлучаюсь. Надолго. (Достает связку ключей, вроде как собирается широким жестом ее кинуть ему, в последний момент останавливается.) Еще раз... паспорт.

Он с гримасой недовольства вынимает паспорт. Она листает паспорт.

(Внезапно.)А почему вас не интересует ваша оплата? Вас интересует ваша оплата? Ах да, вам негде жить. (Вновь собирается повторить свой вопрос.) Вас не интере...

Он. Интересует. Чрезвычайно! Настолько, чтобы обсуждать это с вами еще два часа! (Пытается выхватить свой паспорт.)

Она (убирая паспорт за спину). А почему бы и нет? О, и дождя уже нет. И снега нет.

Он. Вы есть зато! Отдайте паспорт.

Она. Я?! (Пауза.) Какая деликатность. Боже мой, боже мой. И это, возможно, только начало. А кажетесь приличным человеком.

Он разражается смехом.

Что смешного?

Он не унимается.

Вы находите это приличным - смеяться, когда остальным не смешно?

Он (оборвав смех). Нахожу. Нахожу, что вам скучно. Это же ясно! Морочите людям голову! Отдайте паспорт.

Она (ахнув, возмущенно.) Мне?.. Да как вы... (Демонстративно себя успокаивает.) Спокойно, Ариадна. Раз, два, три, четыре...

Он. Отдайте паспорт!

Она. Я ничего не скажу вам в ответ, ничего! Пять, шесть... Я не собираюсь вам уподобляться! Я вас не знаю! (Распахнув дверь, не глядя на него.) Проходите.

Он, проглотив удивление, проходит.

Картина вторая

Спустя полчаса. Он сидит возле стола, шурша газетой.

Она (выставляет чашки на стол; звонко, не совсем естественно смеется; с интересом поглядывает на него, всем своим видом выказывая радушие). Илья Львович! Восхитительно! У нас с вами одинаково львиная родословная. (Заговорщически шутливо.) Я - Ариадна Львовна. Чувствуете? Мы с вами оба - львы!

Он (выразительно). Гм. (Стучит пальцами по столу.)

Она (резко прекращая смех, с подчеркнутой вежливостью). Вы хорошо расположились на веранде?

Он. Обычно.

Она. Вас действительно устраивают условия оплаты?

Он. Действительно.

Она. Слава богу, я могу себе позволить не жадничать. Имея сына в Америке...

Он. Гм. (Кашляет.)

Она. У вас?..

Он. Бронхит. (Добавляет.) Был.

Она (в порядке размышления). Ага...

Пауза.

(Вновь на веселой ноте.) А знаете, честно говоря, вся эта "акция" - затея со сторожем - планировалась ближе к зиме, но Люся... (На его реакцию.) Нет, сторож мне нужен. Сторож... нужен. (Похохатывая.) Правда, когда объявление вышло, предположить, что кто-нибудь придет... разве что кого-нибудь принесут...

Он. Кого принесут?

Она. Ушастого, конечно. Ну, раз объявление попало в раздел... этот... "Собаки", кого еще могли принести?! И несли!.. Первый раз принесли дворняжку за пазухой - вот такую, я даже подумала - шутка. Зато второй раз... это был даже не бульдог... это был... такая морда!... ну, такая морда!... я говорю: да вы что, с ума сошли - этот сторож меня саму сожрет...

Он, поперхнувшись, кашляет. Она в раздумье смотрит на него.

М-да... а вот кроме собак, только вы.

Он (раздраженно). Раздел я не смотрел. Я не смотрел раздел. Сунули газету - я взял.

Она (в продолжение раздумья). Да, где только люди не ищут себе место. Даже в разделе...

Он. "Собаки"! У вас нормальный слух?! Я сказал - женщина сунула мне газету, ткнула пальцем...

Она. У меня замечательный слух... (Доходит смысл.) Женщина? Какая женщина? Ах, женщина! (Заходив из угла в угол.) Я чувствовала. Я могла догадаться. Люся! (Грозно.) Это - Люся?

Он (помедлив). Может, Люся. А может, не Люся, а Тася, или Глаша...

Она. Делаете из меня идиотку?!

Он. Я? Зачем мое вмешательство... (Пытаясь сдерживаться.) Ни эту женщину, ни вашу Люсю я не знаю.

Она. Ах, не знаете. (Обличительно.) Как же вы ее не знаете, если она сунула вам газету?!

Он. Не знаю.

Она. У вас с ней что?

Он (не сразу). У меня с ней? Газета.

Она. Я могла догадаться.

Он (сдерживая себя изо всех сил). Я сел на первую попавшуюся электричку, поехал, куда глаза глядят, вышел на десятой остановке, сел на первую скамейку... села эта женщина...

Она (прерывая, в качестве предположения). Она вас ждала.

Он. Я сел на первую попавшуюся электричку!

Она. Зачем вы сели на первую попавшуюся электричку?

Он. Я?

Пауза.

(Сдержанным ледяным тоном.) А вот это не ваше дело.

Она (изумленно, с долей уважения). Ах, не мое. (Помолчав, без прежней наступательности.) Все это подозрительно. Но правдоподобно. (Вновь продолжив экспрессивные хождения из угла в угол.) Люся могла. Она такая. У нее все навыворот! Говорила - зачем тебе сторож, а сама подала объявление в раздел "Собаки"! Кого бы когда бы она ни подобрала - в результате всегда оказывается прохвост! Я не про вас. К ней вечно липнет всякая шваль! Она сама ко всем липнет! Все ее знакомые - аферисты! А хорошие люди возле нее не удерживаются! Я не про вас. Вы не ее знакомый? Она моя подруга, но она очень близорукий человек! И если все-таки вы...

Он (рявкнув). Не я!

Пауза.

Она. Какой вы... (уважительно) неуравновешенный. (Покосившись на него.) Ну ладно. Он (напоминая ей, зачем он тут). Вы собирались чай...

Она. Чай? (Ахнув.) Я и забыла поставить. (Вскакивает, зацепившись за что-то.) На чай пригласила... и забыла.

Она направляется на кухню, в коридоре, поймав свое отражение в большом зеркале, приостанавливается. Критически смотрит на себя. Сбрасывает шаль. Под ней кокетливая, с претензией на моду, с коротким рукавчиком кофточка. Вновь накидывает шаль. Решительно сбрасывает ее. Направляется на кухню, возвращается в комнату с вазочкой печенья.

Изумительное печенье! Во рту рассыпается. Правда, не первой свежести... (Осекается под его взглядом, направленным на кофточку.) Он. Что вы надели?

Она. Что надела? (Теребя пуговки.) По-моему, кофточку с юбкой. (Бормочет.) Просто сняла шаль. Юбка на мне была, кофта тоже... была... (Вмиг занимая наступательную позицию.) Что вы так смотрите? На мне юбка с кофтой! А по-вашему что, я должна надеть фуфайку?!

Он. Холодно.

Она. И что теперь - надеть ватник?!

Он. На вас смотреть холодно.

Она (отшвырнув чашку). Не смотрите! Не смотрите. Я сказала, на меня не смотрите!

Пауза.

Может, колбасы порезать... да, колбасы. (Достает колбасу, примирительно.) Я немного... эмоциональная. А вы тоже... странноватенький. Сейчас закипит чайник... (Нарезает колбасу, вновь пытается взять непринужденно веселый тон.) Илья Львович - а знаете, это интересное сочетание, я бы даже сказала, звучит с претензией...

Он. Козкин.

Она (повторяет на свой манер). Козкин.

Пауза.

Знаете, может быть, я безнадежный романтик, но я всегда стараюсь разглядеть в человеке лучшее!

Он молчит.

И верю, что это лучшее всегда есть! Анахронизм, скажете? Может быть. Знаете, бывает, человек кажется злобным, даже таким... остервеневшим... вроде бы как обиженным на общество. Но лично я не тороплюсь выносить приговор. Потому что всегда остается надежда, даже если она едва теплится: а вдруг это лишь видимая сторона? Вдруг за всем этим что-то стоит? Вдруг у человека своя драма? А?

Он. Чай закипел.

Она. Нет...

Он. Я слышу - закипел.

Она. Вот смотрю я на вас...

Он. Не надо. Не надо на меня смотреть.

Внезапно Он срывается с места, кидаясь к окну. Ее внимание тоже приковывается к окну, в этот момент Она кажется тревожно озадаченной.

Он. Скрылся.

Она. Кто скрылся?

Он. Он глядел в окно... Вы что - не видели?

Она. Кого я должна была видеть?

Он. Я не знаю - кого. Он заглянул и скрылся. Кругом кусты.

Она. Чуть не опрокинули чашку. Скорее всего, вам показалось.

Он. Мне?! Нет, галлюцинациями я не страдаю. (Озадаченно смотрит на нее.)

Пауза.

Она. Ну, если и заглянул кто, в конце концов - какая разница? Тут полно всякого жулья. А зачем бы, интересно, я вас нанимала?

Он (буравя ее разоблачительным взглядом). Сторож на то и сторож, что сторожит...

Она. Вот и сторожите! Когда меня нет. Чайник, наверно, уже закипел. (Суетливо пихая ему в руки газету.) Вот вам газета.

Она уходит за чайником. Он блаженно откидывается на спинку стула, вбирая в себя тепло дома; быстро подходит к печке, прислонившись к ней, греет спину. Услышав ее шаги, возвращается на место. Входит Она.

Я надела свитер, и не потому что мне холодно, а чтобы Вы ничего не подумали... Он. Что не подумал?

Она. Не знаю, что вы можете подумать, что вообще можно подумать, я не знаю... Вот что. Я человек простой. Я очень простой открытый человек. Моя жизнь у всех на виду. И всякие там закоулки не по мне. Я не прячусь, я не пытаюсь что-то из себя изобразить, я надеваю то, что хочу, и говорю то, что хочу!.. Что вы не пьете чай?.. (С подозрением взглянув на него.) Есть хотите? (Вставая.) Кажется, у меня была рыба.

Он (решительно). Спасибо, я ел. Я ел в обед.

Она. В обед?

Он. Вполне достаточно. На ужин я пью обычно кефир. Сегодня можно чай.

Она (искоса посматривает на него, подвигает ему чайник). Это - лучший сорт чая. Его присылает мне Вольдемар. (Вздохнув.) Значит, не хотите о себе ничего рассказывать... А знаете, у меня замечательный сын. Он в Америке. Его пригласили работать в Америку. (Пауза.) Вас это не удивляет?

Он. Что?

Она. Его пригласили работать в Америку. Не всех приглашают работать в Америку.

Он. Меня ничто не удивляет, если вы успели заметить.

Она. Это как раз я заметить не успела. (Двигает к нему тарелку.) Колбаса. (С новым заходом воодушевления.) А знаете, мой Вольдемар заслуживает того, чтобы про него рассказать. Он работает в Нью-Йорке. Есть такой город именно в таком же штате, представляете? Так что я человек не бедный. Не бедный во всех смыслах. Человек, проживший свою жизнь не напрасно. Сколько раз я ему говорила: Вольдемаша, ну что ты мне все шлешь и шлешь эти посылки, эти бандероли... - куда мне все это? В гроб? (Уловив его быстрый взгляд на окружающую обстановку.) Здесь-то все, конечно, по-дачному. Все в городе. Там у меня квартира. (Сбившись с мысли.) Во-от. А! Я ему говорю - ну зачем?! В конце концов я буду отсылать обратно! У тебя семья, у тебя ребенок, а я... ну что мне нужно на старости лет? Нет! Просто завалил меня! Вот вам не понравилась кофточка... (На его реакцию.) Вам ведь не понравилась кофточка... (Приподнимая свитер.) Да вот эта... (Хочет снять свитер.)

Он (быстро). Не понравилась, не понравилась.

Она. Она... может, она действительно мне не слишком подходит. Но ее прислал мой Вольдемар. Я ему говорю...

Он. Деньгами.

Она (сбившись с мысли). А?

Он. Лучше деньгами. Присылать.

Она. Вы прагматик. Впрочем, кто сейчас не прагматик? Деньги, деньги! Если бы мне он их не присылал! Я устала его убеждать... А он говорит мне по телефону: "Мама, думаешь я не знаю, как у вас там все с ног на голову? В России никогда не ценился интеллектуальный труд. Тем более, когда человек на пенсии". В этом году я вышла на пенсию. Я была зав. отделом очень крупной библиотеки. Можно сказать - работала бесплатно на благо общества. Еще удача, что у меня нет телефона. А то и сейчас звонили бы, звонили... Вечно всем я нужна, всем от меня что-то надо. (Лукаво улыбаясь.) А еще говорят, незаменимых людей нет. Заменили. И меня заменили. Только вот... (Значительно.) Был-то клубок, а стало что? Ниточки! Понимаете? Зашла тут на работу в гости - боже! Все толкутся, толкутся, такое ощущение, что все у всех из рук падает. И все ко мне: "Ариадна Львовна, миленькая, возвращайтесь". Нет, все! Надо давать дорогу молодым.

Он (недовольно). Как вы можете есть такую колбасу?

Она. Колбасу?

Он. Из чего делали эту колбасу, я не знаю, но это - не колбаса.

Она. Это - колбаса. Может быть, и плохая, но колбаса. У вас болят зубы?

Он. При чем тут зубы. Я сказал, что это - не колбаса. Зубы тут не при чем. (Помолчав, взглянув на нее.) С чего вы взяли?

Она (бесстрастно). Вы делаете вот так. (Делает гримасу, подобную той, что появляется на лице у человека, жующего до невозможности кислый лимон.)

Он. Я - вот так?!

Она. Вы - вот так. Я вот так, во всяком случае, не делаю.

Он сидит молча, глядя в одну точку, вскакивает, ходит туда-сюда.

Он (резко остановившись). Спасибо.

Она. Не стоит благодарности. (Помолчав, искоса взглянув на него.) Я не собиралась вас оскорблять. Просто, если человек делает вот так, значит у него настолько что-то болит, что ему все, все, все не нравится. (Немного снисходительно, немного свысока.) Илья Львович, извините.

Он (с явным усилием сдерживая раздражение). Да перестаньте вы... извиняться! (Наступательно-агрессивно.) Я скукоживаю лицо, вы увидели, вы сказали. Все! Я приношу вам свое спасибо!

Она (не сразу.) Вы странный.

Он (удовлетворенно). С приветом. К тому же бомж.

Она. Бомж? (Помолчав, разглядывая его под новым углом зрения.) Да, вы очень странный.

Он (выглядит довольным). Очень странный бомж. Не выпить ли еще чаю? Бомжу? (Словно только что увидев варенье.) С вареньем. Кажется, яблочное.

Она. Персиковое.

Он (рассматривая). Гм. (Ест.) Наверно.

Она (искоса разглядывая его, без воодушевления). Ну и как? Вкус?

Он. Сладкий.

Она. Это все?

Он. Очень сладкий.

Она (на хмурой ноте). Вы не любите говорить людям приятные вещи.

Он. Я не люблю говорить. Просто.

Пауза.

(Запуская ложку с вареньем в рот.) Вам нужен... сторож? Вы уверены в этом?

Она. Что вы имеете в виду? (Вскочив.) Почему я должна быть неуверенной? Что за идиотские глупые вопросы! (Двигая к нему хлебницу, досадливо.) Ешьте с булкой.

Он. Я люблю так.

Она. Слипнется.

Он продолжает есть, Она молча сидит.

Он. Не думаю.

Она. Что?

Он. Что слипнется. Мой организм функционирует превосходно.

Она. Спасибо, что сообщили. Теперь я буду об этом знать.

Пауза.

Он. Я понял.

Она. Господи, что он понял?

Он. Я понял. Вам нужен не сторож. Вам нужен... гм... вам нужен... гм...

Она. Заело.

Он. Вам нужен сожитель.

Она. Что?? (Несколько растерявшись.) Да как вы смеете? Как могло такое в голову?.. Я - одинокая женщина, беззащитная... значит, каждый может меня оскорблять? Какое бесстыдство, какая бесцеремонность...

Он. Да, вам нужен сожитель.

Она. Нет, это уже... (Заметив, что у нее в руках чашка.) Посуду... вымоете сами!

Он (пожав плечами). Помою.

Она (грозно). Будете мести... коридор!

Он (пожав плечами). Подмету.

Она (распаляясь). Будете убирать, подметать, чистить! (Схватив чашку.) А вымоете плохо, я вас... уволю!

Он без видимой спешки допивает чай.

(Сама удивляясь тому, куда ее несет.) Вы... прислуга! Вы... бомж, все равно, что собака, вы...

Он (едва заметно ухмыльнувшись, сухо). Согласен. На это я согласен. (Неторопливо вытирает рот салфеткой.)

Она (ошалело). Где у людей достоинство, боже мой?

Он (спокойно, как ни в чем не бывало). С моей стороны процесс чаепития закончен. Спасибо. (Встает, направляется к выходу.)

Она (вслед.) Мне все понятно.

Он приостанавливается.

Картина третья

Спустя несколько дней. Она одна в комнате. Сосредоточена и напряжена. Считает деньги. Секунду поколебавшись, быстро кладет пересчитанные деньги в конверт, а конверт в сумочку. Вздох облегчения, словно важное решение принято. Уже без прежнего напряжения вынимает из другого, тощенького конверта денежную купюру, кричит: "Илья Львович!". Ответа нет. Быстро идет к веранде, стучит в дверь. От энергичного стука незапертая дверь приоткрывается. Она заглядывает, там никого нет. Мгновение поколебавшись, заходит. Осматривается. Внимание ее привлекает полунаполненный чем-то рюкзак. Пытается на ощупь определить, что там в рюкзаке. Кинув взгляд на дверь, решается рюкзак развязать. Узел оказывается крепким. Услышав приближающиеся шаги, вздрогнув, швыряет рюкзак назад, почти в этот же момент заходит Он.

Он (неприятно удивленный). Что вы тут делаете?

Она (растерявшись). Я? А-а-а...

Он. Что вы делаете в моем... закутке?

Она (оправившись, гордо). Это - не закуток. Это веранда. Моя веранда.

Он (взглянув на рюкзак). Что вы делаете в моем рюкзаке?!

Она. Я?! В рюкзаке?! Боже!

Он (подходит к своему рюкзаку, вынося окончательный вердикт). Вы трогали мои вещи.

Она, растерявшись, раскрывает рот и не сразу находит, что сказать.

Он (с трудом сдерживаясь от нелюбезностей). Больше мои вещи не трогайте.

Она (взрываясь). Да что он себе позволяет?! Нет, это возмутительно! Мне нужны ваши вещи?!

Он. Они вам не нужны, но вы их трогали.

Она. Да я... у меня... (Как чрезвычайно весомый аргумент.) сын в Америке! понимаете... уровень?! Я зав. отделом... работала. Я... А вы... Вы... Простите, вы - бомж!

Он. А я бомж. И вы трогали мои вещи.

Она. Нет, это что-то из ряда вон. Еще скажите, я у вас что-то украла.

Он. Не думаю. Вы любопытствовали.

Она. Ну, знаете! (Хлопнув дверью, удаляется.)

В праведном гневе Она некоторое время сидит в своей комнате, резко встает.

(Распахнув дверь на веранду, обличительно.) Мне некогда искать другого сторожа! А вы этим пользуетесь! Не сегодня-завтра я уезжаю к сыну, в Америку...

Он (перебивая, раздраженно). Все это я уже слышал. (Сквозь зубы.) Есть какие-то дополнения?

Она (не сразу). Есть. (С большим достоинством.) Я собиралась заплатить вам... аванс. Так сказать, пойти навстречу...

Он. Не надо идти мне навстречу!

Она. Я и не иду вам навстречу!

Он. И не идите! Лучше вообще... (Соответствующий жест рукой) идите.

Она (ахнув). Вы не просто бомж. Вы... психованный кр!.. (Сдерживается на полуслове, уточняет.) Психика у вас неустойчивая. (Победно взирает на него.)

Он (с искренним удивлением). У меня? (Секунду стоит, словно приросший к месту, - то ли оторопевший, то ли в раздумьи. Неожиданно делает легкий разворот корпусом, несвойственной ему припрыгивающей походкой подходит к окну. Глядя в окно, словно продолжая какой-то начатый разговор, ей.) Не пройти. (Смотрит на нее.)

Она (сбитая с толку). Что не пройти?

Он. Грязь. Разве что в обход. Да, в обход. Магазин желтый на углу. - Оттуда.

Она. Что оттуда?

Он. Оттуда три дома направо. А отсюда всего пять минут.

Она. Что пять минут?

Он. Как что? (Сделав чуть заметную паузу.) Для вас компания! Три бабуси и скамейка! Для вас и для таких, как вы, компания!

Она (онемев от возмущения, хлопая глазами). Вы... меня оскорбляете.

Он. Нет, я сторожу ваш дом, а вы мне мешаете! Одного типа я обезвредил, так дайте мне отдохнуть в конце концов! (Спокойнее, недоброжелательно взглянув на нее.) Я собираюсь есть.

Она (с трудом приходя в себя). Есть он... собирается. (С запозданием воспринимая смысл его последних слов.) Какого это типа вы обезвредили?

Он (открывая банку консервов). Который лез сюда, разумеется.

Она. Лез сюда? (Глуповато смеется.) Лез сюда! (Без смеха.) И думаете, я вам поверила?

Он (готовясь к трапезе). Это ваше дело. Мое дело сторожить. И я сторожу.

Она. Как он выглядел? Какой он?

Он. Рябой и гнусавый. Все? (Явно намекая ей на выход.) Я собираюсь есть.

Она (дрогнув). А роста?.. Какого роста?..

Он (не сразу.) Мелкого.

Она (сильно дрогнув). Очень мелкого?

Он. Знаете, все эти ваши вопросы адресуйте милиции. А мне дайте поесть. Не люблю, когда... в рот.

Она. Милиции? А-а... при чем тут милиция? При чем тут... (Оседая на стул.) Что вы с ним сделали?

Он. Разумеется, сдал. А что я должен был сделать по-вашему с человеком, который лез в чужой дом, который я сторожу?

Она (с подобием стона). Кто вас просил? Ну кто вас просил? (Обреченно-печально.) Его опять посадят. Опять.

Он (искоса взглянув на нее, невозмутимо). Наверно. (Поглощая консервы.) "Вор должен сидеть в тюрьме".

Она. Вы - кусок дерева. Бедный Паша! Бедный, бедный Паша. Какая несправедливая, какая неблагосклонная судьба!

Он (поморщившись). Охайте, пожалуйста, там, - в своих комнатах.

Она (пропуская его слова мимо ушей). Постойте. Он лез в мой дом. Это же мой дом! (С вопросом смотрит на него.) Мой дом, а значит... Так, быстро, быстро говорите - в какой он милиции?

Он. Я откуда знаю? Увезли и увезли.

Она (соображает). Ага... Подождите... (С возрастающим подозрением.) Вам поверили. А с чего это вам вдруг поверили? Вы здесь никто, и с чего это вам...

Он (отправляя в рот содержимое из банки). В розыске не я, а он.

Она (упавшим голосом). В розыске? А... (Медленно.) Бедный, бедный Павлик. (Вставая, с высокой скорбью.) В любом случае, я должна попытаться облегчить его участь. (Надевает верхнюю одежду.)

Он. Ваш отпрыск?

В ответ тяжелый вздох.

В милицию?

Она (с укоризной). Вы даже не могли спросить, в какое отделение его повезли. (Тяжело вздохнув, идет к выходу.)

Он. Да не сидит он нигде. Этот ваш Павлик.

Она мгновенно останавливается.

Он. Выставил его взашей. Он даже не сопротивлялся.

Она (с просветленным облегчением). Да? Это правда? (Глупо хихикнув.) Значит, он может опять забраться и опять обокрасть меня?

Он (хмыкнув). Минуту назад вы сокрушались - это было естественнее. По крайней мере, выглядело. (Не без сарказма.) Я сторожу ваш дом от вашего собственного отпрыска. Черт знает, насколько мило!

Она (в сердцах, расслабленно опустившись на стул). Да что вы понимаете?! Вы меня сторожите, меня! Думаете, каково одной, на краю поселка в этом ужасном доме? (Махнув рукой.) А... (После мизерной паузы.) Павлик, Павлик! (Натолкнувшись на заинтересованный взгляд Ильи Львовича.) Не сын мне Павлик. Вернее - сын. Приемный. Нет, и не приемный. Это сын только Эдуарда. Но он привязался ко мне. По-своему. А как он мог еще привязаться, ведь его самого по-настоящему никто не любил. (Вновь мизерная пауза.) Как сейчас помню, как увидела его первый раз. Сбежал от своей матери. Она - несчастный человек, пила. Мальчишке четырнадцать лет, а выглядел... на все двенадцать. Худущий, щуплый. А как огрызался! Но как затравленно он огрызался. Как он любил своего отца! Как он любил Эдуарда! А Эдуард... (Неожиданно тихо.) У меня ведь на душе грех.

Он. Грех?

Она (почти шепотом, с широко раскрытыми глазами, быстро). Я предала Павлика. Я боялась за Вольдемара. Боялась, что Павлик будет плохо влиять. Его посадили в колонию, я его не спасала, я ничего для него не сделала! Я боялась. (Пауза.) А когда он вышел из колонии... Он был все такой же... нет, другой. Эдуард уже... (запнувшись) умер. А Павлик... Павлик вышел, опять обокрал нас... Вынес... чего только не вынес. Скрылся, потом опять появился - извинялся, плакал, опять обокрал... он несчастный человек и где-то неплохой. Наркотики. Последний раз его посадили на семь лет. А ведь прошло только пять. Когда в тот день он заглянул в окно, вы подскочили - я не поверила, я не хотела верить... Значит, сбежал.

Он (усмехнувшись). В любом случае, мое пребывание здесь обретает хоть какой-то смысл. Сторожить нужно не просто вас.

Она (уязвленно). Что значит сторожить меня? Глупости какие вы говорите.

Он (возвращаясь к поеданию консервов). Только повторяю ваши.

Она. Что вы себе позволяете? Что вы... Как вы со мной разговариваете? Я еду к сыну...

Он (хмыкнув, обрывая ее). В Америку.

Она (растерявшись). Я...

Он (с набитым ртом). Зав. библиотекой.

Она (трагически тихо, бормоча). Боже... как я могла так опуститься - откровенничать с вами? У меня море друзей, каждый готов меня выслушать и... а вы... Вы просто сторож...

Он. Слава богу, что вы об этом вспомнили.

Она (не сразу). Как омерзительно вы... чавкаете!! И... крошки... за собой оставляте! Что, думаете, можно разводить здесь тараканов?! Думаете, бомж - так все можно?!!

Он (с излишней старательностью выскребая баночку и направляя содержимое в рот). Вы обязались не мешать мне сторожить, а на деле вы мешаете не только сторожить, вы мешаете мне даже покушать.

Она (не сразу). Покушать. Как не стыдно, как человеку не стыдно? (Выхватывает у него опустевшую банку консервов, трясет ею.) Вы же все съели! (Перед тем как закрыть за собой дверь, гордо.) Господи, с кем я разговариваю?! (Как крик души.) Скорее бы к Вольдемару!!

Картина четвертая

Предыдущая сцена заканчивается музыкой, тема которой - решительность, зов вперед. Внезапно в музыке появляются трагические нотки и в какой-то момент словно обвал - тема катастрофы.

Из темноты высвечивается Она. Ее лицо, фигура, застывшая поза - все говорит о катастрофе. В руках Она цепко держит веревку. Затемнение.

Тут же.

Она сидит, что-то пишет. Она погружена в свое занятие, от всего отстранена. Входит Он.

Он (буднично). Насчет угля заходили. Завтра привезут.

Она (явно не воспринимая то, что он говорит, пребывая в своем). Да.

Он. Я там несколько грядок... всполол. Земля, как бесхозная... неприятно.

Она (по-прежнему не включаясь). Да.

Он. Я тут отлучусь. Надо.

Она. А? (Странно взглянув на него, словно на миг включившись, совсем не по-будничному.) Отлучайтесь, отлучайтесь.

Он, в сомнении постояв, подозрительно поглядывая на нее, уходит. Она без суетливости запечатывает конверт. Берет уже приготовленную веревку, встает на стул, делает петлю; пытается просунуть голову, но петля маловата, снимает веревку, намереваясь подправить дело. Заглядывает Он. Застает Ее, стоящей на стуле с веревкой в руках. Останавливается, изрядно удивленный.

Он. Что вы делаете?

Она (досадливо взглянув на него, не сразу). Лампу вкручиваю.

Он. А... (Стоит.) По-моему - это веревка.

Она (нетерпеливо). Гардины вешаю.

Он. По-моему, это - петля. Может, помочь?

Она. Что помочь?

Он. Балки - не очень. Можете - тюк. (Соответствующий жест сверху вниз.)

Она. Что - тюк?

Он. Вы ведь вешаетесь. Можете - тюк. (Более конкретизирующий жест.)

Она (не сразу). Нормальные балки. Сами вы - тюк. (Помолчав, с неожиданной наступательностью.) Вы куда-то шли? Идите! (Почти свирепо.) Я сказала - идите! (Буквально выталкивая его за дверь.) Да могу я повеситься спокойно, в конце концов?!

Он за дверью.

Он (высовываясь из-за двери). Можете. (Просунув ногу между косяком и дверью.) Один, только один вопрос. (Пытаясь отвоевать место в дверном проеме.) Доказательство есть?

Она. Какое доказательство?

Он. Что это ваша сугубо личная инициатива, а, например, я к этому не причастен.

Она секунду, с трудом соображая, смотрит на Него. Не обнаружив явных признаков издевательства, быстро хватает со стола свое только что написанное, запечатанное письмо.

Она (тряхнув письмом, как вещью абсолютно бесспорной). Письмо прощальное! Он (в порядке размышления.) Письмо... (Невзначай оказываясь в середине комнаты.) А ведь я остаюсь без работы... порядочные люди, вообще-то, предупреждают... (Невзначай усаживаясь.) Нет, мне не нравится... (Плотно усаживаясь.) Нет, такой поворот мне не нравится. (Нагло взирает на нее.)

Она (не в силах оценить возникшую ситуацию). Вы... вы... (С трудом соображая.) Не нравится... (В догадке срывается с места, выдвигает полочку шкафа, достает оттуда небольшую пачку денег, с вызовом тряхнув ею.) Может, это - нравится?!

Он с явной неопределенностью пожимает плечами.

(С презрением пихнув пачку денег в его верхний карман.) За службу!

Он удовлетворенно хмыкает, Она тоже хмыкает - презрительно, и тут же ее внимание полностью переключается на себя. Она, погруженная в глубинные самоощущения и раздумья, молчит. Он невзначай пересчитывает деньги.

Вот еще... раз уж вы тут... (Достает еще одну, совсем тощую пачку денег.) Позаботьтесь о теле. Не заныкайте.

Он (считая деньги.) О деле? У вас есть дело?

Она. О теле! Вот этом теле! Чтобы выглядело... прилично.

Он (с пониманием.) А, ну да, фекалии... (Продолжая считать.) Смрад будет не приведи господь... (Отвлекаясь от счета.) А ведь я с детства не выношу вонь. (Тряхнув деньгами, с толикой сомнения.) Маловато будет. Нет, если хотите, чтобы я честно...

Она. Обойдетесь! (С запоздалой реакцией.) С чего это будет... смрад?

Он. Сначала - от фекалий...

Она. Каких фекалий?

Он. Из кишок, разумеется. (Как само собой разумеющееся.) Здесь м... (Показывает на горло.) Здесь прр... (Жестикуляция, призванная обозначить опорожнение кишечника.) Конвульсии и ...соответственно.

Она (под впечатлением). Из кишок...

Он (на ее реакцию). Вот, а вы хотите, чтобы я этим дышал. За так. Ариадна Львовна, ну, не жадничайте, ведь вам будет уже все равно.

Она несколько секунд стоит в ступоре. Вихрем срывается с места, швыряет Ему из шкафчика всю имеющуюся там мелочь.

Она (швыряя деньги, впадая в истерику). Подавитесь, подавитесь! Нет у меня ничего, нет! Подавитесь! Нищая я!

Он (не сразу). Нищая? (Помедлив.) Что, и дом не ваш?

Она (остервенело). Мой!! Этот гроб мой!! Господи, как вы мне надоели.

Он. Ну, тогда осталось немного... осталось совсем чуть-чуть... самую малость. Оставить завещание.

Она поднимает голову, смотрит на Него, словно ослышалась; по его виду ясно, что не ослышалась.

Она. Вам?!

Он (вроде смешавшись.) Такой приличный дом... и печка сделана на совесть... Американцу что такой дом - ничего, а для бедного человека...

Она (с возрастающим гневом). Вы - бедный человек?! Да вы - ничтожество, вы инфузория... инфузория-туфелька! (Остервенело.) Это была шутка, ясно?! Шутка! Проверка на вшивость!

Он (не сразу, с некоторой высокопарностью). Зачем же так оскорблять? Я ничего у вас не украл, и не собирался... я сторожил честно...

Она (гомерически хохочет). Не собирался! (Передернувшись от омерзения.) Вы не просто вшивый, вы - червяк, вы - слизь. Находиться с вами под одной крышей, дышать одним воздухом? Нет! Нет! Нет! Ни за что!! (Спокойнее.) Отдайте мои деньги.

Он отдает.

(Махнув на выход). Мой дом не пристанище для разных инфузорий!

Он (с пафосом нищего). Я - инфузория! Оскорбляйте, оскорбляйте бедного человека. Но лишать его... крова! Лишать его... работы!

Она (в момент ослабев, с протяжным стоном). Какой работы?

Он. Я работаю здесь сторожем. А сторож - это не бомж.

Она (устало). Вы - не просто с приветом. Вы с приветом в квадрате. С приветом в кубе. (В сердцах.) Я - нищая! Я сама нищая! Все рухнуло! (Глядя в пространство, бессильно.) Какой сторож, кого я могу держать?!

Он (осторожно подходя к ней). Сторожа.

Она (взглянув на него). А, инфузория все не унимается. (Взяв со стола сторублевку, беззлобно прилипив ему на лоб, как бумажку, ценность которой чрезвычайно мало.) Сто рублей.

Он (снимая сторублевку со лба). Это существенное сокращение в зарплате.

Она (почти без эмоций). Я готова заплатить вам сто рублей, и уматывайте отсюда к чертовой матери.

Он. Сто рублей? Зачем же тогда уматывать? (По своему переиначивая.) В месяц! (Прикидывая.) Сто рублей - это двенадцать буханок хлеба или две буханки хлеба и килограмм колбасы. Немного, но... я согласен.

Она (уже мало воспринимая его). Он согласен! (Натыкаясь взглядом на заклеенный конверт, моментально дрогнув, словно сжавшись.) Письмо. (Берет его.) Мое письмо Вольдемару. (Словно именно сейчас осознавая все произошедшее в полном объеме, тихо, в потрясении, медленно.) Все - не сон... Я не еду в Америку. Это - не сон... Фирма рухнула. Это - не сон... (Взгляд на петлю.) Я хотела... (Как страшное откровение.) Вы... сбили меня. (Подходит к веревке, бессильно комкает ее в руках, бормочет.) Повеситься... как же теперь повеситься?.. (В ужасе.) Жить?.. (Беспомощно.) Я не хочу... я не могу... что вы наделали! (Несчастно бормочет.) Зачем, зачем...

Он (несколько виновато). Не рассчитал. Я не знал, что фирма рухнула. Кстати, что это за фирма рухнула?

Она (выпотрошенно, деревянно). Трудоустройство в Америке. Рухнула... кинула своих клиентов или рухнула - это, видно, одно и то же.

Он (изрядно удивленный). Трудоустройство кем?

Она. Домработницей.

Он. Домраб... (Удивлен.) А-а-а... Гм... Вольдемар?

Она. Не ждет.

Он. Ждал и не ждет?

Она. И не ждал, и не ждет.

Он. А, так, может, он и не в Америке... может, его вообще...

Она. В Америке. Мой мальчик - мой смысл, моя жизнь, мой... все-все-все!.. О, он уже не тот мальчик... он очень-очень далеко... (Утыкается взглядом в одну точку.) Мне туда не попасть.

Он (не сразу). Отчего же? В таких случаях делают приглашения...

Она. Мой Вольдемар не делает мне приглашения.

Пауза.

Он (доставая из рюкзака фляжку, выливая остатки в стакан, сунув ей в руки). Пейте.

Она (безучастно). Что это? (Пьет, с подобием разочарования.) Водка? А я надеялась, вы меня траванете.

Он. Не оправдал.

Она. ...Образование! Как хотелось, чтобы у моего мальчика было это образование! У него просто не могло не быть этого образования! Стоптанные туфли, немодная кофта, каша без масла - что все это по сравнению с образованием!! Выучился. (Сидит, глядя в одну точку.)

Он. И...

Она. ...уехал. В Америку. Его пригласили как высококлассного программиста. Его там ценят, о, его там так ценят!.. (Помолчав.) За три года две открытки - на Рождество и на Восьмое марта. (Помолчав.) Я писала, я намекала, я... так хотелось увидеть внучку! Сколько ж у меня было денег? Грохнула все. В эту фирму. Я не могла не верить... (Выпотрошенно махнув рукой.) А... (Помолчав.) У меня сегодня день рождения. Да. В этом есть что-то очень естественное - рождаться или умирать... умирать или рождаться... и никаких примесей. Пан или пропал... (Помолчав.) Почтовый ящик! Вот кто должен был решить, умереть или родиться! Там должно, должно было быть что-то от Вольдемара. Он не мог не почувствовать, что у меня день рождения! Забыл он давно, но почувствовать!.. Пусто. Значит что? Значит - умереть. И так на душе стало спокойно, так ясно, так определенно. Смотрю - веревка. Как все просто - веревка! (Пауза.) А вы сбили меня.

Он. У вас есть квартира.

Она (безразлично). Квартира? (Не понимает.) Какая квартира? И причем тут...

Он (перебивает). Трехкомнатная.

Она. А... Когда это было. Я ее продала. (Уточняет.) Обменяла с доплатой. (С некоторой высокопарностью.) Вольдемар тогда заканчивал институт. Было очень сложно. Ему много, много было нужно... Переехали в однокомнатную. Потом Вольдемаша женился. Я поехала сюда. Не могла же я им мешать. А та, его квартира...

Он (перебивает). Понятно. Значит, гараж в элитном месте, как и квартира, - тоже фикция.

Она. Почему фикция? Вовсе не фикция. Он даже оформлен на меня. Но я считаю, что это гараж Вольдемара! (Морщится от несообразности, на ее взгляд, всего этого разговора.) При чем тут... при чем тут гараж?

Он. Продайте его.

Она. Продать гараж? Уж не вам ли?

Он (однозначно). Не мне.

Она (не сразу, с долей презрения.) Чтобы как-то жить? Я - нищая, да! (С трагическим пафосом.) Но продать гараж! Это гараж Вольдемара! (Устало.) Какую глупость вы говорите. (Вновь с трагической высокопарностью.) Буду жить как -нибудь.

Он. Как-нибудь не надо. (С неожиданной наступательностью.) Продать гараж, купить путевку, поехать к сыну. Все! Да, в Америку. У нас, слава богу, продаются путевки. Свободно. (Уточняет.) Почти свободно. Он вас не ждет? И что? Зато его ждете вы.

Она (со сплошным недоумением). Продать гараж Вольдемара и на эти деньги поехать к нему? Как у вас мог язык повернуться?

Он. Ехать в чужую страну, в чужую семью прислугой - тут не только язык, тут даже ноги повернулись. Прислугой, кем угодно - лишь бы туда! Лишь бы понял ваш Вольдемаша, до чего довел свою бедную мать! (На ее попытку возразить.) Так, так. А продать гараж, о котором ваш сынуля давно забыл, как, впрочем, и о вас, и поехать нормально, по-человечески - нет! (Передразнивая жеманство.) Нет! (Чуть помолчав.) Не хотите стучать в закрытую дверь? Не надо. Толкните ее!

Она (не сразу). Ногой?

Он. Как сможется.

Она (не сразу). Вы... темный человек. Таких темных я даже, пожалуй, не встречала. Продам гараж, а вы мои денежки...

Он. Темна водица, - не утопиться, так напиться.

Она (совсем сбитая с толку, устало). Эти ваши странности... Почему я не умерла?!

Он. Не умерли - так уже не умерли. Что теперь охать о вечном покое. Отметить надо.

Она (тупо). Что?

Он. Рождение! День рождение тире воскрешение.

Она (мрачно). Родиться-то меня угораздило когда-то, но чтобы воскреснуть! (Гордо.) Спиртного не держу. (Пауза.) Спирт для обтираний.

Он. Где?

Она скупым жестом указывает на полочку в шкафу.

(Достав бутылку). То, что надо. Чистейший продукт. Никаких шлаков. Она (без эмоций). Наливайте.

Он наливает. Стопку Ей, стопку себе.

Он (подняв стопку). За нить Ариадны! За нить, которая выведет и поведет. Она (мрачно). Кого?

Он. Вас. (Со странностью в глазах.) Она есть, есть эта нить - надо только не хвататься, а следовать!

Она (уничтожительно). Куда следовать? (Пьет, неожиданно смеется.) Ой, не могу - имя, даже имя, и то не мое!

Он. Эх, Ариадна. (Выпивает.)

Она (пьянея на глазах, глупо хихикая). Закачалось. О, закачалось... (Заходясь смехом.) Имя не мое! А мое имя, ой не могу - Авдотья! Дуня!! (Обличительно.) Ну, что замолчали, скажите теперь, можно жить с таким именем?! (Утверждая.) Молчите. А я жила! (Изрядно опьянев.) "Девочка, как тебя зовут?" - спрашивали меня в детстве. Я скукоживалась, я проваливалась в тар-тара-ры, я... умирала! Разве могут это понять разные там Ильи Львовичи?!

Он (со значением). Козкины! (Чуть помолчав.) Имя ни о чем не говорит. Знаете, кем я был до седьмого класса? Козликом! Да, так и звали - козлик! (Значительно.) Но уже в восьмом я стал козлом! Имя ни о чем не говорит.

Она. А я стала Ариадной! Стала?!

Он. Стала.

Она. Жалкий, забитый мышонок был раздавлен, уничтожен... Правда, зараза, спрятался куда-то... внутрь. Но раздавлен! (Заносчиво-гордо.) Вам нравится мое имя - Ариадна?

Он (явно захмелев, с большим значением). Оно приросло. Вот в чем вопрос. (Размашисто.) После вас представить другую Ариадну? Не хочу.

Она (разрешает). Не представляйте! (После мизерной паузы, повелительно.) Наливайте.

Выпивают еще по стопке.

А почему мы не закусываем? В этом доме что - нечего закусить?! (Широким жестом.) Откройте холодильник!

Он идет к холодильнику.

Тащите... (Не в силах сосредоточиться.) В общем, что есть - тащите. Он (доставая пакетик, нюхая, с сомнением). Рыба?

Она. Какая разница? Тащите. (Взглянув на принесенный пакетик.) Точно - рыба. Люся принесла. Вы видели Люсю? (С суровой подозрительностью.) Она вам понравилась? Она считает, что все мужики от нее в восторге.

Он. Да она крокодил.

Она (довольно). Крокодил? (Подозрительно.) А я? Тоже крокодил?

Он. Ты - импозантная женщина, Ариадна.

Она. Импозантная? (Нетрезво хихикнув.) А один... в общем-то неплохой человек ушел от этой импозантной... к крокодилу.

Он (небрежно). Дурак.

Она. Дурак? (Смеется.) И тот возле нее не удержался. Потому что с хорошими людьми у нее ничего не получается.

Он (безапелляционным жестом подвыпившего человека). Все! Люси не существует!

Она. Как это - Люси не существует?

Он. Про Люсю ни слова.

Она. Про себя можно?

Он. Можно.

Она. А я... Я... (Забыла, что хотела сказать, хмурится, тут же хохочет.) А я всю молодость отдала знаете кому? Библиотеке. Знаете, сколько я проработала в нашей библиотеке? (Заговорщически.) Это страшная цифра - тридцать лет! Кстати - любая библиотека, любая... а уж центральная... из жизни просто так не уходит. Она оставляет штамп!

Он. Где?

Она. На фасаде. (Переводит.) На физиономии. (Не без гордости.) На мне виден этот штамп?

Он. Штамп зав. отделом. Четко.

Она (заходясь смехом.) А я ею не была! Никогда. (Обрывая смех.) Ах, вру. Была. Три недели. Петухова ушла в декрет, а Корпухина из него еще не вышла. Три недели я была зав. отделом. Как я себя уважала! Корпухина вышла, и я тюх-тюх - автоматически - назад. (Широко.) До пенсии в рядовых!

Он (с явно нетрезвым задором). Значит, вы - неформальный зав. отделом! А что такое неформальный зав. отделом? Это душа отдела!

Она. Да, душа у нас была... другая. (С пьяной нежностью.) Душою у нас была Ириша Евгеньевна. А та Ариадна, что сидит вот тут... кем же она была?.. неплохим работником? может быть... неплохой теткой? тоже может... О, я знаю кем она была! Дурой! Брр... какой спиртяга. (Тыкая пальцем слева от Ильи Львовича.) Тут Илья Львович... (Ткнув справа.) и тут Илья Львович... (Моментально оставив занятие выяснять, где же Илья Львович.) Я буду называть тебя Илюша. Илюша, ты... нехороший человек. Жадный, черствый... ты заришься на мой дом. (Великодушный жест рукой.) Но бог тебе судья. (С сомнением.) Нет, ты ... странный. Ты... (Прекращая попытку.) Наливай.

Он (с гордой укоризной). Ариадна, ты не бомж.

Она. Достоинство! Где твое достоинство?!

Он. Пррр...

Она (доверительно). Я скажу тебе по секрету - я тоже пррр... (Безапелляционно.) Выпьем. (Выпивают.) А где музыка? Где наша музыка?! (Включает магнитофон, ставит кассету; раскованно, готова пуститься в пляс.) Илюша, ты можешь меня представить молодой?!

Он. Могу. Но не хочу.

Она (взмахнув руками навстречу своему танцу). Как я любила танцевать! (Упоенно двигаясь в такт музыке.) Как я любила петь! Только непонятно, почему я была такой... серой?!

Он (увлекаясь закуской). Ты прекрасна!

Она (наступая на Илью Львовича в танце). Тогда танцуй!

Он (едва выговаривая слова). Ариадна... это... свыше моего... к тебе... уважения.

Она (полная пьяного задора, продолжая наступать). Илья!

Он (защищаясь). Ариадна...

Она. Илья!

Он (удивляясь своим вроде как приплясывающим ногам). Ариадна!

Она. Илья!

Нечто вроде танца дуэтом. Музыка нарастает и нарастает.

 

Картина пятая

Она одна. Приподнимается с кровати. Видно, что это дается Ей очень тяжело. Взгляд на неубранный со вчерашнего вечера стол. Тяжелый вздох. Встает. Видит мирно лежащую, так и неиспользованную вчера веревку. Тяжелый вздох. Опускается на стул и сидит неподвижно - так, словно жизнь кончилась, но вставать все-таки надо. Случайно или не совсем случайно взгляд Ее падает на отдельно положенную стопочку книг с тетрадкой. Подходит, перебирает.

Совсем немного времени спустя. Она сидит среди разложенных книг. Подчеркивает, выписывает. Она в очках кажется излишне сосредоточенной. Звуки шагов в коридоре мгновенно отвлекают ее внимание от книг, но это лишь секунда. И кажется, что только эта груда книг для нее сейчас и существует. Заходит Он. То, что Он видит, его удивляет. Стоит. Смотрит.

Она (едва оторвавшись от своего занятия). Это вы.

Он стоит.

(Не без досады.) Ну что вы топчетесь, что вам надо?

Он. Мне? Гм... Вчера...

Она (быстро.) Это был сон.

Он. Что сон?

Она. То, что вчера тут было, - это был сон.

Он. А... (Едва заметная пауза.) Ну да. Я сны плохо запоминаю. Она (нажимисто черкнув что-то на листочке-закладке). А я сны не запоминаю вообще.

Он (изумленно взирая на нее). Зачем вы... надели очки?

Она (досадливо). Чтобы вас лучше видеть. (Досадливо-терпеливо.) Не видете? Пишу курсовик.

Он. Курсовик?

Она. Какая бестолковость.

Он издает что-то вроде гордого хмыкания.

Льет воду, льет. (Презрительно.) Профессор. Он. Я...

Она. Вы еще тут. Ну что, что вам надо? (Заглянув на обложку книжки.) Зырянов. Такие вот Зыряновы получают звания, пишут диссертации...

Он. Зачем вам этот Зырянов?

Она. Мне? Да, мне он незачем. (Продолжает подчеркивать.)

Он молча садится на стул. Она продолжает свое занятие.

А это уж совсем бессовестное вранье, ну совсем! "Пущин завидовал Пушкину!" Он. Зачем?

Она. Зачем? Спросите у них. На этом делают имена, пишут диссертации. Вместо того чтобы добросовестно изучить первоисточники, выдумывают, выдумывают, изгаляются. (Заглянув на обложку другой книжки.) Вот Светлов хорошо пишет - информативно, толково, все интерпретации в пределах фактов. Но этот...

Он. Вам зачем?

Она (оторвавшись от книг). Я же сказала - незачем.

Он. А, времяпрепровождение.

Она. Точно. Они так и считают. Что мне нечего делать, у меня вагон времени, я скучаю, они меня облагодетельствуют!

Он. Кто - они?

Она. Родственники, конечно, кто еще... То Лялечка их училась, надо было помогать - писать эти курсовики, теперь вот Вадимуля в институт поступил...

Он. А! Они вам платят!

Она. Они? Мне? Да, за прошлый реферат заплатили - бутылкой водки. Я ее отдала им назад. Не обиделись - взяли. Принесли шоколадку - вот такую. (Показывает с мизинец, махнув рукой.) А!

Он. Вы к ним глубоко привязаны.

Она. Я? К ним? Может быть, я и была бы к ним привязана, но они-то ко мне, во всяком случае, точно не привязаны. Да и почему они должны быть ко мне привязаны? Что нас связывает - дальнее родство? Что это я вам тут рассказываю? (Поморщившись.) И вы в ботинках по ковру. (Нервно.) Собираетесь уходить? Так идите. За прошлый месяц я заплатила. (Нервно хохотнув.) А, ну да. (Достав деньги.) За пять дней.

Он (берет деньги). Я пошел. (Идет к двери; обернувшись на пороге.) Вас не интересует, куда я пошел?

Она. С чего это меня должно интересовать?! Я не могу думать обо всех... безработных. (Глядя в пространство, с тоской.) Собаку завести, что ли?

Он. Вместо меня?

Она (тяжело вздохнув). Может, действительно завести собаку?

Он (слегка раздраженно.) Она много ест. Это невыгодно.

Она. Да, к сожалению, она много ест. Смотря какая. Если маленькую... А от маленькой какой толк? Ну что вы встали? Я не могу вам платить. Мне вас где-то и жалко. Но я не могу вам платить. Господи, кто бы меня саму теперь пожалел? Слева - не живут, напротив - не живут. Справа - вообще лес. Конечно, все это самообман, если сюда кто полезет, с вас-то какой прок, а... все поспокойнее. (Устало.) Ну идите, идите.

Он. Что значит - какой прок? Я не защитил ваш дом, когда сюда рвался этот... ваш родственник?

Она. Рвался! Куда он мог рваться? У него глаза в кучку от этих его наркотиков... Куда он мог рваться? Просто пришел как к себе домой. А вы его напугали. Чем? Ну не знаю, не знаю. Может быть, своим видом.

Он. А, так я тут вместо чучела? Стою и отмахиваю. И отмахиваю, и отмахиваю!..

Она (с непониманием). И отмахиваете. Что вам не понравилось? Вы - бомж, к тому же не мужчина, а так, среднего рода... (Пожав плечами.) Чучело. Даже мило.

Он. С чего это я - среднего рода? Где на мне такое написано?

Она (устало махнув рукой). Да где обычно написано... (Взглянув на него.) Простите, я не хотела...

Он. Хм...

Она. Да ладно вам. Сейчас и тридцатилетние частенько среднего рода, а когда за пятьдесят...

Видно, что Он уязвлен, хоть и старается это скрыть.

Ну что теперь утешать вас, в самом деле? Он. Утешать?! Меня?! (Смеется, обрывает смех.) Я - бомж, нанялся сюда сторожем - все!! (Уходит, хлопнув дверью.)

Она. О, Господи. (В подобии раздумья.) Может, он... (Немного постояв, выходит в коридор. С натужной радушностью.) Илья Львович, ну что вы в самом деле... ну что ссориться... давайте-ка лучше выпьем чайку на дорожку.

Он. На какую дорожку?! Я никуда не ухожу. Пока.

Она (терпеливо, как с больным). Ну тогда не на дорожку... тогда просто так. (Осторожно.) Пока.

Он. Да бросьте вы этот свой тон!

Она. Какой тон?

Он (не сразу, едва подобрав слово). Бабий.

Она. А каким же я должна говорить?

Он. Как обычно, как раньше, как всегда. (После маленькой паузы.) Говорите, как хотите.

Она. Ну вас не поймешь, право.

Он. И не понимайте, не понимайте! Не лезьте в мою жизнь... в мои книги... не лезьте!

Она. Я?! Я давно перестала лезть. (Поправляется, с достоинством.) Вы давно перестали меня интересовать.

Он. А! Значит, лезли?! Значит, интересовались?!

Она. Когда интересовалась - не лезла! А когда... лезла - не интересовалась. О господи, вы меня запутали... никуда я не лезла, а тогда просто случайно...

Он (хмыкнув). Случайно. (Едва сдерживая себя.) Ладно. Все понятно. Мне все понятно. Значит, так. Во-первых, я уже нашел другую работу и от вас увольняюсь - это раз. Но я - по-прежнему бомж и мне негде жить - это два. Поэтому... поэтому... почему бы вам не сдать мне веранду? За сто рублей. (Вынимает сторублевку и кладет на стол.) И это три.

Пауза.

Она. Гм... Это странный поворот ситуации. Я даже не знаю, что вам ответить. Вы посеяли в моей голове сразу рой мыслей.

Он. Среди этого роя есть хоть одна определенная?

Она. Определенной, кажется, нет. Я знаю, что дома сдают, пускают жильцов... но за сто рублей...

Он. Ну.

Она. За сто рублей...

Он. Еще вчера вы готовы были платить эти сто рублей за чучело! Теперь я предлагаю эти сто рублей вам, но вы...

Она. Это было мое чучело! (На его реакцию, осекшись.) Простите, я кажется, опять вас оскорбляю.

Он. Ничего, я потерплю. Вы сдаете мне веранду?

Она. За сто рублей?

Он. За двести!

Она. Обдирать бомжа? Нет. Просто...

Он. Бомж вызывает у вас недоумение, переходящее в подозрение...

Она. Как вы догадались?

Он. Это нетрудно. Вы делаете вот так. А еще вот так. А еще так.

Она. Все написано на лице. Боже мой, боже мой.

Он. Знаете, в отличие от вас, у меня появилась очень определенная мысль. Я ведь могу снять веранду где-нибудь и в другом месте. (Движение к выходу.)

Она. Я согласна. Вы сбили меня. Я уже совсем было написала курсовик... (Уточняет.) В голове... а вы сбили... как мне теперь собирать мысли... Веранда, кстати, холодная, зимой в ней... прохладно.

Он. Сейчас не зима.

Она. Сейчас лето. За летом обычно бывает осень, а за осенью часто бывает, если не сказать, что бывает всегда, - зима. (Смотрит на него с вопросом.)

Он (гордо). Зимой все пернатые улетают на юг.

Она. А, так вы... летаете. (Разглядывая его.) Может быть, вы еще и орел?

Он. В любом случае, ваше любопытствование должно иметь границы.

Она. Границы?! (Пауза. С большим достоинством.) Ладно, пусть будут границы. Но эти границы я очерчу сама!

Он. Чертите. Мне, во всяком случае, пора на работу. (Уходит.)

Она садится на стул.

Картина шестая

Она одна. Суетится возле стола, празднично накрытого на двоих. Прикрывает стол салфеткой. Бежит к телефону, звонит. Все время поглядывает в окно.

Она выскакивает в прихожую. Только что туда зашел Он.

(С торжественной таинственностью взирая на появившегося Илью Львовича). Илья Львович, здравствуйте!

Он (хмуро). Здравствуйте, здравствуйте. (Разувается, бросает на нее взгляд, подозревая, что она вышла проследить, в чем он передвигается по ее чистому коридору; с небольшой степенью раздражения.) Я снимаю ботинки. (Хочет пройти.) Хорошее настроение? Поздравляю.

Она (на миг стушевавшись и тут же взяв наступательно-бодро-торжественный тон). Да! У меня сегодня прекрасное настроение! Вы посмотрите, какое солнце, как оно светит!..

Он. Был дождь.

Она (не сразу). Сейчас солнце. (Потеряв мысль.) Сейчас солнце, да, сейчас солнце... но не всем оно сегодня светит одинаково! И не говорите, не говорите - нет, я говорю - да!!

Он (бурчит). И все-таки оно светит всем одинаково. (Философски-мрачно.) Не все одинаково улавливают его лучи. Вот в чем вопрос.

Она. Да, в этом вопрос. Я поздравляю вас.

Он (несколько стушевавшись). Меня? С чем? Меня поздравлять не с чем.

Она. Вы скромничаете. Знаете, я заметила, что вы за своим панцирем - за своей огрубелостью и даже хамоватостью человек... как бы это сказать... человек ранимый...

Он. Я?! Ранимый?! Ну да, да, если меня ранить, например, из пушки.

Она. Я пушка...

Он. Послушайте, светит солнце, и это не повод говорить всякие глупости.

Она. У вас день рождения. Разве это не повод?

Он. День рождения? День рождения, день рождения... я и забыл... нет, не повод.

Она (не сразу). Пусть для вас - не повод, а для меня - повод. Я поняла, вы будете сердиться, вы даже можете развернуться и уйти, такой уж вы... но... но... (Решительно скидывает салфетку со стола, со вздохом.) Вот. (Стоит, готовая к голгофе.)

Он (обозревая праздничный стол, сильно смешавшись). Не юбилей... не дата... к чему...

Она (с новым заходом бодрости). У вас день рождения! Илья Львович, вот уже три месяца вы живете под этой крышей... и говорите, что хотите, но... (Решительно.) Вы не тот человек, каким представлялись...

Он (нахмурившись). Гм...

Она. У вас золотые руки, вас ценят - я знаю, знаю. Вы не любите себя, и это обидно...

Он (раздраженно). Я не ем вот этого вот... Я не пью... несете какую-то чушь.

Она (растерянно). Не едите? Не пьете? Совсем?.. (Вмиг сникнув, с глуповатой улыбкой.) Хотела как лучше... получилось как всегда. (Утыкается взглядом в окно.)

Он. Мне противопоказаны празднества. (Искоса глядя то на нее, то на стол.) Выглядит все аппетитно. (Молчание.) Если я напьюсь - я могу быть буйным. (Молчание.) Или мрачным - это еще хуже... (Молчание, его тяжелый вздох.) Я открываю. (Открывает бутылку, она по-прежнему стоит, глядя в окно.) Вы сегодня... гм... гм... красивее, чем обычно.

Она (просияв.) Я надела джемпер, что прислал мне Вольдемар. (Осекается, виновато взглянув на Илью Львовича.) Вернее, я купила его сама, когда хотела ехать к Вольдемару...

Он (с ноткой наставительности). И наденете. И поедете. (На ее заминку.) Вы же едете к вашему Вольдемару.

Она (тяжело вздыхая). Еду. Я продала гараж. Как вы сказали. Но он меня не ждет. Знаю! Зато жду его я. Но это мучительно.

Он. Выпьем, Ариадна.

Она. Как это восхитительно звучит - просто Ариадна!

Она (приподнимает рюмку). Я пью за вас.

Он быстро опрокидывает рюмку, словно забыв о присутствии Ариадны, не мигая смотрит в пространство.

Он наливает себе вновь, быстро выпивает.

Селедка под... (Осекаясь) шубой.

Он вновь наливает и вновь пьет.

(Робко). Может, поставить музыку?

Он вновь тянется к бутылке.

(Глупо, нервно хихикнув). После какой рюмки вы становитесь буйным?

Он (наливая). После десятой.

Она. Осталось шесть. Он. А?

Она (решительно подвигая ему бутылку). Осталось, говорю, шесть. Нет, я ничего. Пейте! Может человек напиться хотя бы в свой день рождения?!

Он (вмиг захмелев, мрачно хохотнув, с неожиданной патетикой, с широким жестом руки). Вылетаю!

Она. Куда?

Он (значительно). Откуда! Вот в чем вопрос.

Она (вздохнув, несколько печально, несколько отрешенно). Порой я ничего не понимаю из того, что вы говорите.

Он (с возбуждением хорошо выпившего человека). Вы мыслите штампами! Но это не ваша беда. Вся жизнь человека, как правило, штамп. Его разум, поведение, образ мыслей...

Она. Вы - не штамп.

Он (с возвышенным трагизмом подвыпившего человека). Я?! Что вы знаете! Я - человек, который все потерял, даже этот несчастный штамп. Все! И ничего не обрел!

Она. Вы, действительно, когда выпьете, мрачноваты.

Он. Я мрачноват давно. Моя жизнь... (Почти на ухо.) ...не состоялась. Я сам не состоялся.

Она (помедлив, восприняв как факт, заслуживающий некоторого удивления). Ваша биография мне неизвестна.

Он (взметнув указательный палец вверх, с блеском в глазах). Что такое стереть личную историю, знаете?! А уничтожить собственную важность?! Не знаете. (С очень большим воодушевлением.) Это интересная штука! (Вытряхивает свой рюкзак, из него сыпятся книги.) Кастанеда, Гурджиев, Успенский!.. (С проснувшимся ораторским талантом.) Какое чистое, какое прекрасное дыхание! Какая силища во всем этом! Какое ощущение нормальности и ненормальности всех нас! Как ничтожна наша суета... ничтожны цели... и сам я ничтожен... Я покинул страну мышиной возни, а в страну высокого духа... Поздно. Не подняться. Не оторваться. Временами, временами что-то... кураж - ты это ты и нет - это не ты. Как тогда, , когда вы вздумали вешаться...

Она (перебивает). Я? Вешаться?

Он (продолжает). Игра. Кураж. (Значительно.) Ты ведешь ситуацию. Не она тебя, а ты... ты - ее! Людям кажется - они орлы, а они - букашки. Они думают, что они - ого-го, а ты ведешь их, ведешь, как быка на веревочке.

Она (о своем). ...или - от веревочки.

Он (не понимает). Что?

Она. От веревочки, говорю.

Он (не поняв). А... (Продолжает.) И ведешь, ведешь ситуацию. (Молчит, сбившись с мысли.) А выше, еще выше - высокий покой. Ты находишься н а д! Минуты, минуты. Остальное - мрак.

Она. Вы меня задавили. Я уже не понимаю ничего.

Он (не теряя воодушевления). Нормально, это нормально. Ненавижу умствования! (Передразнивая жеманных дам.) "Вы читали это? Вы читали то? Ах, мистика! Ах, надуманность идей!.." А за всем этим неспособность понять ничего! Ничего!

Она. Вы сказали, что все потеряли.

Он. Я потерял, я потерял... (Уходя взглядом в пространство.) Я долго строил дом. Знаете, что такое долго строить дом? Что такое страсть? Что такое ощущать дыхание дома, пусть недостроенного, но живого... Вот такое бревно! Вагоночка одна к одной... А, да в этом разве... Каждая соточка моя - мною вспахана, мною ухожена... (Помолчав, мрачно.) Все выжжено. Выжжено все.

Она. Выжжено?

Он (в своих мыслях). А раньше... Раньше... Я ли это был? Молодой, зубоскалистый, сильный. На мне словно написано было - нужда здесь не живет. Все, что хочу, - возьму. И брал. (Помолчав.) Нет, уж тогда, видно, где-то глубоко сидел гвоздь: "Вот она, моя жизнь - пенится, пузырится, а суть-то ее где?" (Помолчав, перескочив мыслями.) Зубоскалистый, сильный... Работу не искал, она сама искала меня. Кровельщик! Какого уровня! Работал даже в реставрации одно время - купола, соборы. С женой не слишком ладили? Хорошо всегда во всем не бывает. Так я считал.

Она. Долго? (На его непонимание.) Считали?

Он (небрежно махнув рукой). А пока не приперло. (Нетрезво рассмеявшись, саркастично - заговорщически, значительно.) И начал Илья Козкин терять...

Она. Что?

Он. Все. (Саркастично.) Не сразу, конечно, - все по очереди. Сначала свое "ого-го!" С этого началось. "Спланировал" с крыши. Пятый этаж, по прямой, переломанная хребтина, влежку. Лежал... Врачи руками махали: "Не встанет". Встал. Но с тех времен уже не тот, уже не кровельщик, да и... Зато разошлись с Раисой. Брак, как гнилое дерево, - хряк. Двадцать лет - нет, не ее - не мог оставить квартиру, в которой все сам-сам, клочок земли, на котором отгрохал такую баню... как крот.

Она. Вы совсем не любили ее?

Он. Кого?

Она. Жену.

Он. Раису? (Пожав плечами.) Может, любил - сначала. (Нетрезвый смех.) Эта женщина не умела молчать. Она вообще не умела говорить тихо. (Обрывая смех.) Так и жил в сотрясаемом звуками воздухе. Жил?!

Она. Ваш брак - хряк, а дальше?

Он. Дальше? Дальше ринулся я в свою мечту. Стал строить дом. Мой дом! Только мой. В эту мечту выплеснул я всю свою небогатую душу... Сын стал взрослый, - офицером! - служил на флоте, - единственная родная душа, кроме собаки... Я строил дом. И это было счастье. Знаете, что такое страсть?

Она. Строить дом.

Он. Это состояние души! Мое счастье рассыпалось пеплом. Буквально. Дом сгорел. Сгорел весь. Выжженная земля. Но я ничего не понял, ничего! Как лунатик - ослепленный, оглушенный я зацепился мыслью лишь за одно - расчистить угли и строить, на этом же месте опять строить! Смешной человек. Ничтожный. (Медленно.) И вот тут пришло известие. (Тихо, едва слышно.) Димка, сын мой, - погиб. (Пауза.) Когда действительно теряешь все, уже не страшно. И руки уже не дрожат, не наливаются злобой глаза... Все немеет внутри, и делаешь что-то как робот, делаешь...

Пауза. Она взволнованно встает.

Она. То, что с вами произошло... то, что произошло... Вы - мужественный человек! Вы не бомж, никакой вы не бомж! Вы... Я... уважаю вас! Я вас так уважаю...

Он (поморщившись.) Ариадна, ты ничего не поняла. (Взяв бутылку.) И не надо. (Наливает, его взор натыкается на вытряхнутую им из рюкзака книгу. Он с воодушевлением нетрезвого человека хватает книгу, трясет ею, как великой драгоценностью.) Вот!! Что такое - в мозгу прорвало - знаешь? - не знаешь. Я повис над своей жизнью! Я увидел оттуда, сверху: я - пиявка, присоска, жалкий раб своих привязанностей. Всю жизнь я цеплялся! - за свое "ого-го!", за свой клочок земли, за сына я тоже цеплялся - сердцем!

Она. Сердцем?

Он. Ннн-не понимай, Ариадна. Только не говори ничего. (Выпивает рюмку.) Там... (Указательный палец вверх со значением.) у меня отобрали одно, другое, третье... я не понимал. Я продолжал цепляться. Отобрали все. И я понял. Это состояние нельзя назвать счастьем. Это - другое. Состояние великого покоя. Я стал проводником - Его. Бога.

Ее тяжелый вздох.

Она. Это уже после мрака? (На его непонимающий взгляд.) Вы говорили, что все мрак, все стало мрак.

Он. Ариадна, ты говоришь в точку. Я считал, что стал проводником, понимаешь, считал! Я мог представляться бомжом, отщепенцем, жалким клоуном... Ведь я проводник! Я потерял все. Моя жизнь стала, как облака... которые плывут, плывут... Такое облако-автомат. И тут во сне словно Бог спустился ко мне в виде ангела и сказал: "Илья, проводник - это тяжелое бремя, тяжелое, но ты - проводник! Поедешь на вокзал, сядешь на первую попавшуюся электричку, выйдешь на десятой остановке, сядешь на скамейку..." И я поехал на вокзал, сел на первую попавшуюся электричку, вышел на десятой остановке, сел на скамейку, села эта женщина...

Она (нетерпеливо). Люся! (Сурово.) А "Иди за этой женщиной!" - ангел вам не сказал? Умный ангел. Люся бы вас завела.

Он (деликатно указывая ей на ее глупость). Ариадна, ты пьяна. (Трагически шепчет.) Не проводник я. Была вселенской эта вспышка, но кошка оказалась мышкой. (Почти на ухо, быстро.) Мой дух, как язвами, усыпан страстишками, они ослабели со временем, но теплятся... а сила моя с гулькин... (Соответствующий жест - как последняя точка последнего трагического откровения.) Никакого прорыва не будет! (Молчит.)

Она (с достоинством). Я не пьяна. (Широким жестом.) А вы - отпустите!

Он. Кого?

Она (властным жестом не совсем трезвого человека). Себя! Свой дух, свою душу, свое тело! Напейтесь в конце концов... как свинья!

Он (оторопело глядя на нее, с остаточным задором). Напьюсь.

Она (с нетрезвой воинственностью). Стройте дом! Опять!

Он (очень нетрезво). Построю!

Она. Рожайте сына!

Он. Рожу! Стоп. Может не получиться.

Она. Получится!

Он. Да? Хм... Я еще ничего.

Она (подняв рюмку). Ваша жизнь возвышенна! В ней была настоящая драма. (Выпивает еще рюмку, под воздействием алкоголя, безапелляционно.) Вы - проводник! Да, вы - проводник. Вы сказали: Ариадна, продай гараж! И я продала. И не жалею! Ничуть! (Внезапное озарение.) Во мне проснулись силы! (Широко.) Я еду к сыну! В Америку!

Он. Рад... за тебя.

Она (повелительно). А ты, Илья, остаешься! Здесь! В этом доме! И будешь строить. Дом! (Нетрезво покачнувшись, кидая фразы, словно с барского плеча.) Места много. Я приеду.

Он. Ариадна, ты говоришь глупости. Я подозреваю, тебе нужен не сторож...

Она. Мне? Не сторож? (С нетрезвым кокетством.) Хм! Кто же мне нужен?

Он. Я подозреваю, тебе нужен... сожитель.

Она. Сожитель?! (Словно вмиг чуточку трезвея.) Сожитель...

Он (Уверенно, по пьяному скуксившись). Сожитель.

Она (с трудом продираясь сквозь затуманенность сознания). Бррр... Вы думаете, я так пьяна, что можно меня оскорблять? Да пропади он пропадом, этот дом! Пусть его разворуют, растащат, обгадят. Пусть! Плевать! (Демонстративно подвинув к нему бутылку, с вызовом.) Пейте! Лично я больше не пью. А вы пейте! Если хотите - пейте!

Он (отрицательно покачав головой, уже сильно назюзюкавшись). С тобой удобно, Ариадна. Ты - как перина. А жизнь учит, а я привык, что перина - вещь недолговременная. Что-то в ней происходит со временем: сгорает, портится, в ней заводятся тараканы... И лицом к лицу вновь с солдатскими нарами. А дух размякший, дух развращен, духа просто нет. Есть душонка, которой надо во что-то вцепиться. Я всю жизнь цеплялся... Я...

Она (почти трезво). Про дух я уже поняла.

Он (словно защищаясь от неизбежного). У меня невыносимый характер.

Она. Мне наплевать на ваш характер!

Он. Я могу сутками молчать.

Она. А я могу говорить сутками - ну прямо как ваша жена!

Он. Я не женюсь третий раз. Ни за что, никогда!

Она. Женитесь! Еще как! На любой дуре с большим домом! Только этой дурой буду не я. Выйти замуж за вас?! Это - не самоубийство. Это - хуже. Это - бред!

Он (дрогнув, насколько возможно в его состоянии вглядываясь в нее). Врете. Все врете.

Она. Нет, но как он смеет?! (Секунду постояв, быстро кидается к шкафу, достает фотографию.) Вот он - мой муж! Видите, какой благородный взгляд, какие благородные черты лица... Вы не видели его манеры...

Он (в виде гипотезы). Он бросил вас.

Она. Бросил?! (После небольшой паузы, гордо.) Я ушла сама. Просто... с той женщиной у них были общие цели, общие интересы, она чрезвычайно, чрезвычайно интересный человек - ее просто нельзя было не полюбить...

Он. Вы жили втроем.

Она (задыхаясь от возмущения). Да... да... да... Вы пошляк, Илья Львович.

Он. Он бросил вас благородно.

Она. Да, благородно! (Помолчав.) Бог ему судья. Зато я знаю, что такое быть счастливой. Свое женское счастье я испытала. А иметь на старости лет какой-то суррогат отношений - простите, это недостойно.

Он (сильно пьяный). Что-то я не понял... Значит, сторожу дают отставку?

Она. Причем тут сторожу? Кстати, вы не сторож, а дачник. (Не без злорадства используя его же лексикон.) И между прочим, вы цепляетесь за мой дом. (Победно взирает на него.)

Он. Я?! Забирайте ваш дом!

Она. Вот приеду из Америки и заберу.

Он (воинственно встав). Да. Лететь! (Пихая книги в рюкзак.) Лететь, лететь, лететь!

Она (на тяжелом выдохе). Куда?

Он. Куда угодно. Не приземляться, не цепляться! (Покачнувшись, сморшившись, цепляется за стул, шмякается на него.) Сердце поганое. (Вставая и заплетаясь.) Лететь.

Она (поддерживая его). В кровать.

Он (с пьяной воинственностью). Лететь! (На глазах обмякая и сникая.) Ле-теть...

Она (укладывая на кровать). Долетели уже, Илюша, долетили.

Он храпит.

Картина седьмая

Он в большой комнате. Один на кровати. Приподнимается, как человек с глубокого похмелья. Взгляд на себя, на кровать. Тяжелый вздох. Встает. Взгляд на выпитую вчера бутылку. Тяжелый вздох. Видит свой, принесенный сюда не им, рюкзак, сложенные в стопочку свои книги. Стоит в тяжелом раздумье. Резко приободрившись, быстро складывает книги в рюкзак, кидает туда же свои незатейливые вещи, затягивает его. Входит Она. Она бодра, от нее веет свежестью.

Она. Встали уже, а я рынок облетела... знаете, иногда после праздника хочется молочка... (Осекается.) Я рюкзак ваш принесла... а то похолодало... холодно на веранде.

Он. Ариадна... вот что... вот что... (Заминка.) Может так получится, что сын твой... сын твой оставит тебя там... у себя... внука нянчить... сделает приглашение...

Она. Внучку. У меня внучка. (Пауза. С высокой скорбью.) Это было бы слишком хорошо, чтобы могло быть.

Он. Но...

Она (перебивая). Я бы подарила вам этот дом. (О своем.) Это было бы слишком хорошо.

Он (резко поморщившись). Гм... гм.. Да, имеет смысл подниматься.

Она. Куда?

Он. Лететь. Вы правильно заметили... не приземляться, не цепляться... лететь, лететь, лететь! (Хватает рюкзак, вновь стягивает веревку.)

Она (широко раскрыв глаза). Я заметила? Подождите, вчера...

Он (натянуто улыбнувшись). Это был сон. Не слишком умный.

Она. А что, бывают умные сны?

Он (помедлив). Я сны плохо запоминаю. Вы, кажется, тоже... так что... Ухожу я, Ариадна. Ухожу совсем. Не спрашивай, куда. Это все не имеет значения. (Шутливо щелкнув каблуками.) Комедиант Илья Козкин. Честь имею!

Она (растерянно). Комедиант?.. Пусть - комедиант. (На его движение к двери.) Вы... пошли прогуляться. Да, вы пошли прогуляться. Я понимаю, иногда нужно прогуливаться. Я понимаю. (Суетливо.) Так, так, так... А я... я... приготовлю обед...

Он (грустно отрицательно качая головой). Нет. (Едва слышно.) Не приземляться, не цепляться... и это нужно сделать сейчас.

Она. Но послушайте, вы же сами сказали, что ваша система потерпела фиаско!

Он. Не система потерпела фиаско, это я потерпел фиаско. Я! Лично!

Она (трет виски). Хорошо. Пусть так. Но имеет ли смысл тогда так вцепляться в нее, в эту систему, если она... настолько выше вас?

Он. Хм... (Смотрит на нее, словно видит впервые, постояв в задумчивости.) Прощай, Ариадна.

Уходит. Она, дернувшись в его сторону, останавливается, стоит неподвижно.

 

Картина восьмая

Она одна в большой комнате. Собранная дорожная сумка. Она сидит, глядя на нее, пытаясь вспомнить, что же еще осталось несобранным. Вскакивает, запихивает в сумку какую-то мелочь, опять сидит.

У калитки стоит Он. Заходит, стоит у калитки. Оба молчат.
Далее следует разговор, дословно - точь-в-точь начало диалога первой картины. Только другие интонации, другие реакции, другой подтекст.

Он. Озерная двадцать пять? Она (не сразу, медленно). Предположим.

Он (делая несколько шагов от калитки к ней). Предположим, или Озерная двадцать пять?

Она (слегка разведя руками). А что, собственно говоря, вы хотите?

Он (едва тряхнув газетой). Объявление. Кто... Вы подавали объявление?

Она. Объявление? (Берет газету, не глядя на нее, словно бы читает.) "Нанимаю сторожа для загородного дома с постоянным проживанием"... Действительно, мой адрес. (Смотрит на него.)

Он. Я обманул вас.

Она. Обманули?

Он (тряхнув газетой). Здесь нет никакого объявления.

Она. Никакого? Ай-ай-ай... А у меня, представьте, - путевка, и билет, и виза... Завтра я улетаю в Нью-Йорк. (Не слишком естественно рассмеявшись.) Вы знаете... это смешно... это очень смешно... но я все-таки приготовила обед.

Он (не понимает). Обед?

Она. Я все равно приготовила обед. Вы ведь куда-то уходили...

Он. Уходил. На два месяца.

Она. На два месяца? Да? Мне показалось... Да, наверно, на два месяца. Сейчас зима.

Он (отрицательно качает головой). Нет. Глубокая осень.

Она (соглашается). Очень глубокая. А зимой...

Он и Она (одновременнно). Все пернатые улетают на юг.

Он. Я...

Она. Вы...

Он. ...не пернатый.

Она (повторяя его слова из первой картины, распахивая дверь в дом). Мы долго, слишком долго стоим у порога...

Он. Подождите... И... (Заминка.) Вы что, хотите сказать, обед за это время не остыл?

Она. Думаю, не остыл. (Медленно.) Нет, не остыл.

КОНЕЦ